всегда было просто стянуть самостоятельно, поддались на удивление легко и тут же сковали ноги. А чтобы обездвижить наверняка, Лин еще и рубашку задрал до самого верха и перекинул на шею, заставляя выгнуть спину, дополнительно фиксируя руки и голову. Если у меня еще и был какой-то шанс выбраться из ловушки до этого, то теперь он стал совсем призрачным. Не успел я осознать до конца неотвратимость, как меня опять отвлекли его руки — на этот раз он не кружил, а сразу направился куда нужно — его пальцы почти невесомо прошлись по всей длине ствола, чтобы сомкнуться на основании. А потом провести вверх. И с нажимом вниз. И вновь невесомо вверх. ? потом вниз и немного закрутить. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Закрутить. Очень скоро моя грудная клетка вздымалась в такт его движениям, но воздуха всё равно не хватало.
— Был бы ты девкой, ты бы уже тёк как последняя сучка.
Его слова должны были оскорбить меня, заставить почувствовать себя шлюхой, но страсть и какое-то странное отчаяние, сквозившее в них, не дали разозлиться, а скорее еще сильнее возбудили. Да, он предпочел бы трахнуть девчонку, как обычно, но тем не менее он стоял именно за моей спиной, и именно из-за меня он сейчас тяжело дышал и еле удерживал член в штанах. Последняя мысль породила самодовольную усмешку, но лучше бы я ею подавился, так как Лин всё заметил, а может быть почувствовал:
— Насмехаешься? Доволен собой? Посмотрим, останутся ли у тебя силы смеяться после того, как я с тобой закончу.
К нему вновь вернулась злость. Но я уже понял, что злится он скорее не на меня, а на себя — за свою слабость и порочные желания. Впрочем, понимание не могло мне сейчас ничем помочь. Лин резко отстранился и зашуршал одеждой за моей спиной. Коварный и все Преисподние, я его достаточно вывел из себя и возбудил для самых решительных действий.
— Знаешь, что сейчас будет? Сейчас я задвину тебе по самые яйца и буду трахать так сильно и так долго, чтобы навсегда отбить у тебя охоту связываться со мной. Ты же этого хотел? Чтобы я отстал от тебя, чтобы отступил? Ну так я отстану, но сперва отымею тебя.
С этими словами он придвинулся вплотную и провел своим членом, давая понять и степень возбуждения и размер. Или у страха глаза велики или он огромен — я ощущал его гладкость и твердость, он елозил по ягодицам, между ними, одновременно с этим продолжая скользить другой рукой по моему стволу. Только теперь совсем не нежно, я жёстко, даже грубо, но сейчас это оказалось точно в масть — дыхание у меня срывалось, как никогда не бывало даже на самых тяжелых тренировках, звезды плясали перед глазами, я мог сдаться и взорваться в любой момент. Но ему этого было мало.
Я не знаю откуда он взял смазку, как он её достал, но пока я отвлекался на ощущения, даруемые его рукой, он успел вымазать весь свой член в специальном креме — запах клубники ударил в нос неожиданно, вернув немного разума и дав понять, что час Х вот-вот наступит.
Его приближения я боялся. Но Лин вновь удивил, он не стал врываться как варвар, вместо этого он скользнул мокрым и горячим членом между ягодицами, потом по промежности, опять между ягодицами, потом по промежности почти касаясь мошонки. Дразнил меня или заводился сам? И то, и другое, так как я уже точно плыл, а он в какой-то момент схватил меня за бедра и ещё сильнее выгнул, так что теперь его член терся там, где было тесно из-за плотно сдвинутых и спутанных штанами ног. Но мне было мало этого трения, я только сильнее возбуждался и громче стонал — еще чуть-чуть и я сам был готов его попросить, но он сжалился и вновь обхватил мой член ладонью. Никакой нежности, только желание доминировать, подчинить, но при этом и дать тонну наслаждения. Меня начало потряхивать, оргазм был чертовски близко, когда его рука опять исчезла, а он вдруг остановился и даже немного отстранился, так что его член опять уперся в мои ягодицы заставив непроизвольно заелозить.
— Скажи.
Не просит, приказывает.
— Скажи, чего хочешь.
Я был готов сдаться, был готов попросить, но его нетерпение не позволило дождаться. С рыком он добавил ещё смазки, притянул ближе и коснулся головкой самого входа. Я чувствовал это прикосновение необычайно ярко — он был огромный, скользкий, горячий и я жаждал ощутить его внутри даже несмотря на то, что потом мне будет чертовски больно. Без подготовки его огромный член даже с таким количеством смазки меня просто порвёт, но о последствиях можно подумать после, в этот момент важнее было завершить это влажное давление, пусть и болью, до крика, до сорванных связок. Дрожание ног и движение задницей я практически не осознавал, она сама терлась об него, сама хотела насадится на член, но он не давал — продолжал давить на вход, не проникая, жестко контролировал мои покачивания и не позволял подставиться так, как того требовала вся моя сущность.
— Скажи. Попроси. Умоляй.
Крепко зафиксировав мои бедра одной рукой, он продолжил дразнить меня, водя своим членом вокруг дырочки, с каждым словом немного толкаясь в меня и высовывая, но почти не проникая, едва вдавливаясь кончиком. Пора было прощаться с крышей и с девственностью моей попы, терпеть больше не было сил, его член и руки ломали волю намного быстрее любых пыточных инструментов.
— Умоляй. Стони. Кричи.
Вопреки всему, я всё еще надеялся, что он сорвётся первым, что не вынесет ожидания и всё же ворвётся внутрь, но крэшшшев дроу держался и продолжал играть и убивать каждым словом и движением. Моя выдержка кончилась, когда oн на секунду отстранился — мне показалось, что он сейчас всё прекратит и уйдет. Нет! Я не могу этого допустить, я сойду с ума! Губы шепнули почти без участия разума:
— Пожалуйста…
Лин замер, вновь придвинулся плотнее, так чтобы я ощутил его подрагивающий ствол у самого входа:
