повторения фарса с полковниками.
Если Стаффорд к снятию с должности из-за мародерствующей, а затем разбежавшейся бригады (гибель гражданских в вину не ставили) отнесся с обидой, подав в отставку, но и не стал доказывать, насколько все было правильно, то Эрсан оказался изрядным склочником. Он потребовал извинений, утверждая, что полностью выполнил долг и не его вина в нарушенных планах. Дошло до суда, который отстранил полковника от службы, подтвердив мой приказ. Тогда Эрсан помчался жаловаться Конгрессу, найдя там благодарных слушателей, благо с должности его сняли и времени оказалось навалом.
Конгресс не принял доводов обвинения и постановил вернуть на службу жалобщика. Ну я так и сделал, отправив его во главе взвода на западную границу. Полковник ехать отказался, помчавшись вновь с ябедой к депутатам. После долгих колебаний и раздумий те пришли к выводу о необходимости иметь компетентного офицера и на западе, а также о нарушении приказа. В итоге вынесли постановление о нарушении им субординации. Тут Эрсан и вовсе демонстративно уволился: вроде не его выгоняют, а сам уходит. Нет возможности служить под началом издевающегося над ним без вины генералом Эймсом. И принялся поносить меня на всех углах.
— Теперь ты командующий и сам станешь решать. А я поеду домой. По-моему, заслужил отдых, а? Впрочем, вряд ли удастся понежиться. За эти годы все предприятия пришли в упадок, и надо вновь налаживать работу.
Оркестр с энтузиазмом наяривал вместо маршей песенки. Сначала прозвучала: «Мир перевернулся вверх тормашками», затем «Свободные янки». Без перехода продолжилось «Континентальной». Хорошо, они еще не исполняли на разные голоса, а только музыку выдавали. Даже среди высокопоставленных офицеров многие едва сдерживали смех. Нижние чины и вовсе ржали, ничуть не сдерживаясь. А шагающие мимо солдатских шеренг синие мундиры, судя по взглядам, не хуже американцев знали тексты. Собственно, вариантов у прошедших военные лагеря имелась масса, но практически в каждом присутствовали матерные выражения.
Без команды, однако вполне сознательно, вместо церемониального прощания вышла натуральная комедия. К древним традициям американцы относились наплевательски, и напрасно франки перед уходом начищали мундиры и штыки. Они проиграли, и всем о том известно. Пусть скажут спасибо, что убираются вообще не под презрительный свист, лишенные оружия и вываленные в перьях.
— Господин генерал, — укоризненно пробормотал английский посол.
Ему страшно не нравился весь этот сброд вокруг, многие из которых по происхождению были практически каторжники или происходили от них. Американцы вовсю скалили зубы, строили рожи, приплясывали от восторга и грозили побежденным. Невольно начинаешь вспоминать с сожалением генерала Эймса. Он никогда бы не позволил такого.
Гремит салют, и звучат оглушительные вопли: «Да здравствует король Британии! Да здравствуют дружественные европейские державы!» И наконец торжествующее: «Да здравствует Американская Федерация!»
— Про врага, — повышая голос, потребовал Рюффен.
Оркестр на мгновение запнулся — и грянула совсем иная, отнюдь не веселая мелодия, прекрасно знакомая любому солдату Континентальной армии.
Сначала в веселье возникла пауза, потом подхватило несколько голосов.
Теперь уже и остальные присутствующие англичане недоуменно переглядывались. Республиканцев им любить не за что, однако воспитанные люди все же так себя не ведут.
