чуток отъехать в сторону — и девственная глушь о себе напоминает. Фактически освоены поселенцами территории, прилегавшие к океану и лежавшие по берегам рек (считая с севера на юг) Потомак, Раппаханнок, Йорк и Джеймс до тех мест, где они перестают быть судоходными. Чуть в сторону — и пустота. Выкорчевывать участок отнюдь не так просто и мало кто стремится. К тому же находиться в отдалении от поселков иногда достаточно опасно. И не одни индейцы тому виной — случаются белые бандиты и беглые рабы. Иные свидетелей не оставляют.
При этом Альбион, по меркам Нового Света, очень густо населен. Почти семьсот тысяч человек, по сведениям дез Эссара, правда включая рабов, которых было не меньше четверти от общего числа и сервентов. Кому и знать, как не собирателю налогов. Забавно, но при таком количестве народу даже полк на тысячу человек собрать оказалось не так просто. И это при наличии закона, когда каждый свободный мужчина с шестнадцати до шестидесяти лет был военнообязанным, состоял в ополчении и один-два месяца ежегодно проходил военное обучение. Характерно, что служба в милиции включала и принудительный труд — прокладку дорог, возведение укреплений и церквей, сенокосы и так далее.
Но это на бумаге и возле дома. Подписывать контракт и идти воевать всерьез желающих прискорбно мало. Колонисты крайне ценили свободу и независимость, не собираясь менять ее на муштру и палки сержантов. А рабов и кабальных никто не намеревался отпускать воевать. Слишком часто бывало, что они получали свободу, отличившись. Тем более что давать в руки оружие подневольным мало кому в радость. Неизвестно, что потом выкинут, если вернутся домой. А это, уж прямо скажем, сомнительно. Иным и армия слаще труда из-под плетки.
Белое население колонии почти поголовно состояло из англичан, по разным поводам покинувших родину. Кто закрылся в своей секте и отказывался брать оружие в руки, некоторые старательно создавали условия, пару поколений назад оставленные на том конце океана. Основная часть хотела, чтобы ее защищали, но не горела желанием за это платить, считая, что власти и так достаточно дерут. И я даже согласен с подобными резонами — сам бы на их месте возмущался и рано или поздно потребовал действий взамен денег.
— Йо-хо-хо! — дико закричал Гош Салюден, заставив обернуться и в довершение выстрелив по находящимся чуть впереди кустам.
Из зарослей ответно пальнули. Пуля пролетела в дюйме от лица. Не дерни я от неожиданности повод — падал бы сейчас с дыркой в груди. Потом раздался топот ног. Мой телохранитель спрыгнул с седла на землю и понесся следом. Я тоже слез и осмотрелся. Видел Гош стрелка или нет, но, похоже, промахнулся. Следов крови не видно. Я поспешно привязал обоих коней к ближайшему дереву и двинулся вдогонку, держа мушкет в готовности. Нехорошо было бы оставлять парня один на один с противником.
Нельзя сказать, что из меня вышел бы изумительный скаут, хотя жить в лесу приходилось и воевать с недавних пор тоже. Но здесь и не требовалось ничего особенного. Оба умчались с максимальной скоростью, ничуть не утруждаясь хитрыми уловками и обманными действиями. Моментально обнаружился след каблука, не имеющего отношения к индейским мокасинам. Да и не стал бы настоящий ирокез или крик спасаться таким образом. Мой несостоявшийся убийца стремился удрать от погони, а Салюден — напротив, догнать максимально быстро. Кто из них окажется резвее, оставалось только гадать, двигаясь по следам без особой спешки. Настичь — вряд ли, не смогу, а ломиться на манер лося, шумя на весь лес, не хотелось.
Когда раздался крик, полный муки, я мысленно поставил на своего парня. Гош был определенно замечательной личностью в своем роде. Мне приходилось встречать самых разных типов. Одни имели руки по локоть в крови, другие не могли нормально жить, не устроив драки в кабаке. У третьих руки сами тянулись к чужому добру, и их не способны остановить ни побои, ни уже имеющиеся большие деньги. Даже у совершенно спокойно живущих на одном месте с рождения мог оказаться неприятный характер. И все же каждый рано или поздно встречал человека, против кого переть не решался. На любую силу всегда найдется большая. Салюден таких вещей не понимал. Гош наверняка родился, чтобы умереть на виселице, доказывая превосходство даже в петле.
Он был ловок, умен, безумно храбр и обожал риск, порой бессмысленный. Такому человеку место на войне — непременно станет героем, если не словит в первый же день смертельной раны, не попытавшись спрятаться от обстрела. Казалось бы, прямая дорога в армию вербоваться. Ан нет, занялся браконьерством и едва не попался егерям. На оленей в нашей оставленной навечно дорогой родине, глаза бы ее никогда больше не видели, охотиться запрещено. Кара за нарушения почти такая же, как за поджог и убийство. Звери в лесу — добыча аристократов и короля чуть не с норманнского завоевания, остальные и при потраве на собственном поле не смеют трогать жвачную скотину, а то и до петли или каторги недалеко.
В родных местах оставаться было нельзя, и перебрался к побережью. Не успокоился и перешел на контрабанду. Тоже опасное, пусть и гораздо более прибыльное занятие. Через какое-то время не повезло и сел в тюрьму. Поскольку ничего вроде убийства таможенников доказать не сумели, а наверняка имелось, уж больно он легко относился к смерти, поплыл через океан по приговору суда в качестве кабального.
В отличие от меня, отрабатывать с самого начала не собирался и сбежал от хозяина. И, естественно, занялся опять контрабандой, благо опыт имел. Вроде даже дорос до главаря мелкой шайки, но тут удача в очередной раз отвернулась — и вновь загремел за решетку. Идти бы ему в кандалах в каменоломню, да тут потребовались люди для войны. Два десятка каторжных морд забрал в подчинение. Но те люди как люди. Кто жену убил в горячке по ревности, кого на очередной краже поймали или в трактире, кто, повздорив с соседом, убил его ненароком в драке и потом сам каялся с рыданиями.
Гош не таков. Он оказался не только полезен — еще и умел во всех смыслах. Ходить по лесу, плавать на баркасе, украсть чего, убить человека — мастер на все руки.
Тут я замер, прислушиваясь. Уж больно тихо впереди. Ни шороха, ни звука. Может, там поджидает стрелок. Не люблю переться наугад. Не хочу умереть как трус и не собираюсь доказывать неизвестно кому перехлестывающую через край храбрость. Хочешь уцелеть — будь готов к любым
