покорёженная или просто старая обувь, подгузники, очень много вонючих подгузников. Ты стоишь, у тебя есть время размышлять. Ты думаешь «Зачем нам навязали всё это? Эти мокрые от пота носки на ногах, эти мокрые куклы с оторванными головами (прошёл дождь), этот уродливый старик-сириец, этот получеловеческого вида негритос с облупленным (куски розовой кожи в прорехи чёрной) лицом? Зачем?»
Отслужив сутки, идёшь домой отсыпаться, а возле твоего дома, в бывшем тихом сквере снова встречаешь мусор, и в этом мусоре спят североафриканские и ближне-восточные люди – проще говоря негры и арабы. Ты перешагиваешь через них, они открывают один глаз и пытаются тебе улыбнуться, потому что ты вооружён. За спиной у тебя лязгают зубами, как делают крысы, когда пытаются тебя запугать…
Поначалу ссор и драк не было. Они были слишком напуганы морской стужей, слишком были промокшие, голодные, слишком счастливы, обнаружив себя живыми.
Но когда они отоспались, пришли в себя, наелись, начались неприятности. Видя вокруг себя европейских раскованных женщин, которым европейцы всё позволяли уже полсотни лет, эти мачо-мужланы решили, что страна, куда они прибыли послала им этих женщин в знак гостеприимства.
Они начали нападать на европейских женщин. Выкручивать им руки, тискать их за мягкие и мокрые места. Запросто запускали руки женщинам в трусы. По их мнению, женщины вели себя вызывающе, приглашали их к нападению…
Стоп: нам приказывают остановиться.
Военные перегородили дорогу нашим автобусам.
Наши пытаются разобраться…
Дьявол их возьми! Это были не наши военные. Выглядели как наши. Мчимся всей стаей автобусов. Это были «чайны». Мы их опрокинули, когда поняли, что это чайны. У нас девять убитых в нашем боевом слоне, стонут раненые.
(обрывается)
Красноярск
В Красноярске меня поместили в том же отеле, где я жил в 1999-ом. Но тогда это был другой отель. 18 лет тому назад там сидели в ресторанах и на этажах местные бандиты, красивые, молодые и грубые, а теперь – где они? Отшумели и погибли.
В холле отеля «Красноярск» сидел в 2017-ом только молодой наглый широкоротый опер – ждал нас и, увидев, как мы оформляемся, успокоился, доложил начальству по телефону и улепетнул по своим делам в своих кроссовках.
Тогда в 1999-ом меня встречали на платформе ж/д вокзала с духовым оркестром, который заиграл «Прощание Славянки», едва мы сошли с поезда. «Это кого встречают?», – спросил скромный я. «Вас».
И люди со мной тогда приезжали другие. Майор Бурыгин был тогда, всем нам дали по отдельному номеру, принимавшие нас парни Фёдор и Олег не поскупились, и майор тотчас размотал свои портянки и гордо повесил их на батарее. Майора нет в живых, он скончался в своей Электростали от побоев в ночь с 30 на 31 марта 2001 года из-за моей авантюры с вооружённым восстанием в Казахстане.
Такие мысли, что называется, «нахлынули» на меня, когда я подошёл к окну номера 649 отеля «Красноярск» и взглянул в окно. Площадь перед отелем, мост через Енисей, всё как тогда, только люди другие. Восемнадцать лет. Через мост – два световых потока, один – на ту сторону Енисея, другой – на нашу…
Уже стемнело, поскольку самолёт наш запоздал с вылетом из Москвы. Прилетели в 18:35 по красноярскому.
На кой я туда припёрся? Я, который всегда декларировал принципиальное невозвращение к отжитым женщинам и городам. Припёрся. Появилась возможность встретиться с жителями города и нам оплачивали три авиа-билета туда и обратно. И я никогда не отказывался увеличить своё влияние. Поэтому принцип увеличения влияния возобладал над принципом невозвращения к отжитым городам.
Из окна номера 649 виден Енисей и семь арочных пролётов моста через него. На столе номера 649 лежала открытка повторяющая вид из окна отеля «Красноярск».
В городе пошёл дождь и огни автомобилей размазались как на картине Клода Моне.
Сел к столу и написал:
Поутихли бури / Красноярск не тот / Смотрит из отеля / Старый Дон-Кихот…
Вот он, мост, рукою / До него подать / С раненой ногою / Нам не добежать…
Тихий переулок / Девушка в окне / Сколько сдобных булок / Съели мы в во сне
Сколько пуль свирепых / Возле нас «дзынь, шлёп» / Хвостики от репы / Не догрызли чтоб…
Сад и хвоя, флоксы / Папоротник цвёл / Где же твои хлопцы / Старый ты осёл?
Этот был зарезан / Этот пулей сбит / Бредил же Хорезмом / …молодой бандит…
Встал.
Дальше идут строки из дневника.
«Наутро сходили позавтракали (шведский стол). Я – два отрезка помидоров, два – огурцов, фруктовый салат, чуть кофе. Завтракая (в пиджаке в белой рубашке) я заметил, что вижу теперь мир с неприятной стороны: все уроды, кто низкоросл, у кого щёки не те, у дам – толстые ноги, старухи слишком стары.
