— Правда? — Она постучала пальцем по подбородку. — Однако годовщина смерти твоего брата, как я полагаю, могла вызвать печальные эмоции.
Миссис Коллинз внимательно следила за моей реакцией, а я тупо пялилась на нее в ответ. Отец и Эшли наблюдали за этим неловким моментом. Меня грызло чувство вины. Фактически это не был вопрос, так что отвечать на него совсем не обязательно. Однако желание угодить психологу накрыло меня, как приливная волна. С чего бы это? Она просто очередной терапевт из череды уже не раз сменившихся психоаналитиков. Одни и те же вопросы, обещания помочь. Потом специалист исчезал, а я оставалась все в том же состоянии, как и в первый день нашей встречи — сломленном и разбитом.
— Она постоянно плачет, — нарушил тишину писклявый голос Эшли. Вид у нее был при этом такой, словно мачехе не терпелось поделиться каким-то особо жареным фактом из жизни закрытого загородного клуба. — Эхо очень скучает по Эйрису.
И отец, и я повернулись, чтобы посмотреть на эту блондинку. Я хотела, чтобы она не останавливалась, в то время как отец наверняка мечтал, чтобы она заткнулась. Хоть однажды Бог да услышал мои молитвы, потому что Эшли продолжала:
— Мы все скучаем по нему. Так грустно, что мой ребеночек никогда с ним не познакомится.
И вот опять: добро пожаловать на шоу Эшли, спонсор программы — Эшли и деньги моего отца. Миссис Коллинз быстро записывала каждое неосторожное слово мачехи в мою папку, а папа тихо простонал.
— Эхо, ты хотела бы поговорить об Эйрисе на сегодняшнем сеансе? — спросила миссис Коллинз.
— Нет. — Похоже, это был самый честный ответ из тех, что прозвучал за сегодняшнее утро.
— Все нормально, — кивнула она. — Мы оставим это на следующий раз. Как насчет твоей мамы? Общалась ли ты с ней?
— Нет, — в унисон ответили папа с Эшли, в то время как я выпалила: — Что-то вроде того!
Когда они оба уставились на меня, я почувствовала себя начинкой сэндвича. Не знаю, что подтолкнуло меня сказать правду.
— Я пыталась дозвониться ей на каникулах.
Когда мама не ответила, я продолжала сутками сидеть у телефона, надеясь и молясь, что мама вспомнит о том, как два года назад мой брат — ее сын — умер.
Отец провел рукой по лицу.
— Ты же знаешь, что тебе запрещено общаться со своей матерью! — В его голосе звенела злость — он не мог поверить, что я рассказала терапевту о своем проступке, в который та теперь обязательно вцепится. Так и вижу, как социальные работники радостно выплясывают джигу в папиной голове. — Судебным решением! Скажи мне, Эхо, это был стационарный или мобильный телефон?
— Стационарный, — выдохнула я. — Но мы не разговаривали. Клянусь.
Он провел пальцем по своему «блэкберри», и на экране появился номер адвоката. Я сжала армейский жетон с такой силой, что имя Эйриса и серийный номер отпечатались на моей ладони.
— Прошу тебя, папочка, не делай этого, — прошептала я.
Он замешкался, и мое сердце заколотилось в груди. А затем, слава богу, опустил телефон на колени.
— Теперь нам придется сменить номер.
Я кивнула. Плохо, что мама никогда не сможет позвонить мне домой, но я приму этот удар… ради нее. Не хватало ей еще угодить из-за меня в тюрьму.
— С тех пор ты с ней больше не связывалась? — Миссис Коллинз утратила все свое дружелюбие.
— Нет. — Я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Все внутри меня отдавалось болью. У меня больше не было сил делать вид, что все хорошо. От череды вопросов мои душевные раны, которые только-только начали затягиваться, снова открылись.
— Просто чтобы убедиться, что мы понимаем друг друга: ты осознаешь, что, пока действует судебный запрет, контакты между тобой с мамой невозможны, даже если инициатор — ты? Это неприемлемо.
— Да. — Я снова сделала глубокий вдох. Ком в моем горле отказывался пропускать драгоценный кислород. Я скучала по Эйрису и по маме, а у Эшли скоро будет ребенок, и папа постоянно давит на меня, и… Мне нужно что-нибудь. Что угодно.
Невзирая на доводы рассудка, я позволила словам сорваться с моего языка:
— Я хочу починить машину Эйриса.
Быть может, а вдруг это окажется правдой: если я починю то, что когда-то принадлежало моему брату, это заставит боль уйти.
— Ох, опять ты за свое, — пробормотал отец.
— Подождите. Вы о чем? Эхо, о чем ты говоришь? — спросила миссис Коллинз.
Я уставилась на перчатки на своих руках.
— Эйрис нашел на свалке «Корветт»[7] 1965 года. Все свободное время он проводил за его починкой, и, когда брат он отправился в Афганистан, машина была почти готова. Я хочу завершить начатое. Ради Эйриса.
Ради себя. После смерти брата у меня от него ничего не осталось — только эта машина.
