Пьер присел на край кровати, и его твердый взгляд встретил ее, невинный и перепуганный.
– Тебя, наряженную в белоснежные одежды да такую бледную, и впрямь впору повести к алтарю, но не к тому, о коем столько мечтало твое нежное сердце – о жертва, как ты прекрасна!
– Пьер!
– Это последняя жестокость тиранов – заставлять своих врагов биться насмерть друг с другом.
– Любимый мой! Любимый мой!
– Нет… Люси, я женат.
Девушка более не была бледной, но побелела, как прокаженная; ее одежды затрепетали, выдавая крупную дрожь всего тела; одно мгновение она сидела, безучастно глядя в пустые глаза Пьера, а затем упала пред ним в обмороке.
Непродолжительное безумие затмило разум Пьера; все произошедшее показалось ему сном, а настоящее – бессмысленным кошмаром. Он поднял Люси, и бережно уложил в постель ее бездыханное тело и замолотил в дверь, зовя на помощь. Служанка Марта вбежала в комнату и, увидав непонятную сцену, дико закричала и заметалась в ужасе. Но повторный окрик Пьера заставил Марту очнуться, и, вылетев из комнаты, она вернулась с остро пахнущим нашатырем, который наконец вернул Люси к жизни.
– Марта! Марта! – позвала Люси еле слышным шепотом и, трясясь в дрожащих руках служанки, забормотала: – Скорее, скорее… беги ко мне… прогони мой сон прочь! Разбуди меня! Разбуди меня!
– Нет, моли Бога, чтобы заснуть опять, – закричала Марта, наклонившись к ней и обнимая ее, и повернулась к Пьеру вполоборота с видом отвращения и негодования: – Христом Богом спрашиваю вас, сэр, что это может быть! Как ты вошел сюда, проклятый?
– Проклятый? Звучит славно. Она пришла в себя, Марта?
– Ты чем-то убил ее; как она теперь придет в себя? Моя милая госпожа! О, моя маленькая девочка! Скажи мне! Скажи мне! – И она опять наклонилась к ней.
Пьер приблизился к постели, давая знак служанке, чтобы она оставила их наедине; но как только Люси увидела его изможденное лицо, она шепотом запричитала снова:
– Марта! Марта! Прогони этот призрак!.. Там… там! Его… его! – И глаза Люси вдруг закатились, и она всплеснула руками в отвращении, защищаясь.
– Монстр! Непостижимый дьявол! – снова закричала служанка, сраженная ужасом. – Убирайся! Смотри! Она умирает от одного взгляда на тебя, убирайся! Ты хочешь совсем ее добить! Вон!
Застыв, словно вмороженный в пол своими же чувствами, Пьер молча развернулся и покинул комнату; он тяжело спустился вниз по лестнице, грузно ступая – как человек, что несет на себе великий груз, – прошел чрез длинный узкий коридор, ведущий в заднее крыло коттеджа, и, постучав в двери мисс Лэниллин, отослал ее к Люси, которая, сказал он лаконично, упала в обморок. Затем, не дожидаясь какого-либо ответа, он вышел в дверь и направился прямо к особняку.
– Моя мать уже встала? – спросил он у Дэйтса, коего встретил в холле.
– Нет еще, сэр… Святые Небеса, сэр! Вы занемогли?
– До смерти занемог! Дай мне пройти.
Поднимаясь к материнской комнате, он услышал приближающиеся шаги и встретил миссис Глендиннинг на широкой лестничной площадке между этажами, где в просторной нише стояла мраморная скульптурная группа – жрец-отступник Лаокоон и двое его невинных детей; опутанные плотными змеиными кольцами, они корчились в вечных муках.
– Мама, вернемтесь со мной в вашу комнату.
Миссис Глендиннинг, взирая на его внезапное появление с неясным, но скрытым дурным предчувствием, выпрямилась надменно и враждебно и, поджав губы, сказала:
– Пьер, ты сам отказал мне в своем доверии, и ты не заставишь меня вернуть все назад так легко. Говори! Что произошло между тобой и мной?
– Я женился, мама.
– Великий Боже! На ком?
– Не на Люси Тартан, мама.
– Ты просто сказал, что это не Люси, не прибавив, кто она на самом деле, – это лучшее свидетельство того, что она подлого рода. Люси знает о твоей женитьбе?
– Я только что от Люси.
Тут твердость миссис Глендиннинг стала понемногу таять. Она стиснула перила лестницы и на мгновение склонилась на них, дрожа. Затем воспрянула вновь во всей своей надменности и стала перед Пьером воплощением равнодушного, неутолимого горя и презрения.
– Мрачная душа моя неясно пророчила мне о каких-то бедствиях. Ну, если ты еще не приискал себе другого жилья да стола, кроме тех, что предоставляли тебе в этом доме, так ищи их сейчас. Под моей крышей и за моим столом тот, кто когда-то звался Пьером Глендиннингом, больше не
