кончился. Ну круто!
Вообще я люблю с велосипедами возиться. Запах резины люблю и что я все в них понимаю, как они устроены. Может, я даже в веломагазин пойду работать, когда школу закончу. Или свой открою. Вот все в обморок упадут! Руслан Григорьев стал просто продавцом великов! Не юристом, не экономистом, не врачом даже! Просто велосипедами торгует! А вот и торгую! И счастлив! Потому что лучше велосипедов ничего нет!
Я так увлекся, что не заметил, как Оля подошла. И ахнула. Я промолчал.
— Русик… Руслан! Только не говори, что ты кататься собрался.
— Я уже покатался.
Молчит.
— Все в порядке со мной, как видишь.
— Русик, ты же не потребовал его назад? Это некрасиво — забирать сейчас и…
— Мне дали покататься.
— …Как-то это нехорошо.
Ага, а отдавать мои велосипеды без спросу — это нормально.
— Что ты молчишь, Руслан? Ты поставил меня в ужасное положение!
— Я просто взял покататься. Сейчас все настрою и верну.
Я сказал это самым холодным голосом, на который был способен. Я не мог ей в открытую сказать, что я думаю по поводу всего этого, но должна же она понять!
За ужином Оля явно решила устроить разборки — это было видно по ее нахмуренным бровям и тому, как она смотрит на меня. Наконец она прокашлялась и сказала:
— Русик, я хочу извиниться, что отдала твой велосипед соседям без твоего согласия. Это было вызвано известными обстоятельствами и нашим беспокойством; ты понимаешь, я надеюсь. Конечно, вернуть этот велосипед невозможно, но мы с дедушкой купим тебе новый. Сейчас вряд ли получится, да и ты уезжаешь через две недели, но в следующем году — обязательно.
Люблю, когда взрослые признают свою вину, — сразу чувствуешь себя человеком. Только как прожить эти две недели?
Лиза
Руслан велик вернул только вечером. Вот он покатался, а! Вежливо поблагодарил и долго мялся, будто хотел спросить что-то и не решался. Ну и что, вы думаете?
— Можно, — говорит, — я буду брать его время от времени? А то у меня своего здесь нет.
И посмотрел так странно.
— Бери, конечно!
Жалко мне, что ли?
Он ушел, а я зачем-то села на этот велик и поехала к реке, хотя уже накаталась вроде бы. Но было приятно ехать и думать, что совсем недавно он тоже так сидел, и его руки держались за ручки в этих же местах, и… ну, в общем, понятно. Я влюбилась. Но так странно: я раньше бы обязательно страдала, мучилась, рассказала бы о своей любви Маше, Янке и всем на свете! А сейчас мне никому не хочется ничего говорить. И страдать не хочется. Мне весело и легко почему-то!
Тут я заметила, что велик не скрипит, как вчера еще скрипел. Я глянула вниз, на звездочки. Ну точно! Он его смазал! Ничего себе! И охота ему с чужим великом возиться? Или он… я прямо чуть не свалилась.
Он что, для меня старался? Я ему нравлюсь?!
Тише, Ли, спокойно, дыши ровно. Нет, ну а правда! Стал бы он возиться с чужим великом, если бы не…
Руслан
И был еще один разговор. У мамы с папой, три года назад. А я подслушал. Папа что-то говорил, таким голосом, какой бывает у него, когда он хочет заорать, но надо сдерживаться. Я не слышал, что он говорит. Я слышал, как мама отвечала:
