— Ну, нас ведь много… знаешь, сколько денег на пятерых надо, чтобы на море отдохнуть?
Руслан промолчал. Ну да, он никогда не задумывался об этом. Они по два раза в год ездят отдыхать, всю Европу объехали и не только. Деньги заработать всегда можно. Так ему кажется. И правда, зачем тогда рожать много детей, если не можешь обеспечить им достойную жизнь? Руслан поморщился, понял, что это не его мысль, что так говорит кто-то… кажется, Алина.
— Но на самом деле, знаешь, я думаю, что мама просто очень сильно скучает, — сказала Лиза. — Ну, по всем своим, по родителям, по братьям- сестрам, по всем. Я тоже скучаю. Я вроде и хочу поехать в другое место, а как представлю, что пропущу все, что здесь произойдет за лето… Нет, мне, пожалуйста, в деревню! — Лиза засмеялась, перевернулась на живот, уткнулась подбородком в сцепленные ладони.
— Слушай… ну, а вот правда… что у вас тут происходит? Каждый день из года в год? Чем вы занимаетесь?
Что-то такое было в его голосе, что Лиза посмотрела на него, прямо в глаза. Она вдруг почувствовала, что он спрашивает о чем-то очень важном для себя. Она растерялась. И правда: что происходит? Вроде бы и ничего. Просто жизнь. Если рассказывать — ужасно скучно будет. Но Лиза все-таки попробовала.
— Ну… мы с утра помогаем бабушке. В огороде или на кухне.
— Трудотерапия, ага.
— Ну да, наверное. Иногда ужасно достает. Но иногда даже весело. Бабушка всегда работу найдет, а уж дед! Это вообще! Но иногда удается сбежать, особенно когда дядя Гриша приезжает. Он знаешь какой, с ним со смеху помрешь! Реально, он такие шутки шутит, что у нас у всех челюсти от смеха болят… Но они не здесь живут, приезжают ненадолго, на недели две, ну, может, три…
Лиза говорила, говорила: про своего дядю Гришу, про целую армию малышей, которых надо кормить, укладывать на сончас и водить на речку, про то, как справляли день рождения Марьяшки и какой сад у дяди Володи. Про то, как каждый год они с девчонками организуют тематические вечеринки: в том году была гавайская, а в этом будет итальянская.
— Будем печь пиццу и все такое… Я бы тебя пригласила, но это только для девочек. Причем для всех: от бабушки Наты до Марьяшки! И все в костюмах должны быть и участвовать в конкурсах!
Руслан уже не слушал, только смотрел на нее: смотрел, как разгораются ее глаза, как прыгают кудряшки, маленькие пружинки, как летают длинные руки, загорелые, с тонкими пальцами. Руслан вдруг подумал, что здорово было бы ехать вот так, вокруг света, и смотреть, как болтает всякую ерунду Лиза. Словам ее он не очень верил. Ничего такого не происходило у них в деревне, чтобы променять все страны мира на ежегодную поездку сюда. Но смотреть на нее было здорово.
Внезапно Лиза замолчала, будто оборвала себя на полуслове. Помолчала, потом спросила, не глядя на Руслана:
— Чего ты боишься? Ну, чтобы вот больше всего?
— Не знаю… ничего.
— Прямо ничего? А я… знаешь, я больше всего на свете боюсь вот этой минуты, даже секунды вот этой, когда раз — и все, и нет человека. Вот только что был — и нету.
Она говорила так торопливо, что Рус сразу понял: она спросила только для того, чтобы выговориться самой. Что это давнее и сокровенное, такое, чем не со всяким поделишься. И он спросил:
— Как на реке тогда?
— Как на реке, да. Или иногда авария. Папа на машине ездит на работу, и я каждый раз боюсь. Или еще когда Дёма был маленький, я прямо до ужаса боялась, что вот я с ним гуляю, а он упадет и головой об камень. И насмерть. И как я маме скажу? И как вообще я буду жить? И что вот он, живой и теплый, маленький, потешный такой, и — бац, один миг, секундочка, и его нет. И никак, совсем никак, понимаешь, не исправить ничего. Ужасно, да? А ты? Не думал о таком никогда?
Руслан зажмурился. Один миг, секундочка. Так и было — один миг. Он понял за миг до этого мига, что́ сейчас случится. Но ничего уже было не сделать, не остановить, не дотянуться до руля — только смотреть вытаращенными от ужаса глазами, как скутер кренится и несется прямо в столб.
— У меня был друг… ну, как «друг»? Одноклассник. Не для кругосветки, но он очень хороший, и мы… ну, может, и дружили. Наверное. Часто домой вместе ходили. Разговаривали. С ним было… легко, вот. И он очень скутер хотел, прямо вот мечтал. А на них же с четырнадцати лет только можно, а нам тогда по двенадцать было. И вот однажды ему дали покататься. И он меня позвал. Пойдем, мол, до дома довезу. Мы полгорода проехали — круто, конечно, ветер, никаких пробок, такая свобода и скорость. А потом какой-то придурок на джипе выехал на желтый… и Седой… он не успел. Ну, то есть наоборот, успел — свернул на обочину. Только с управлением не справился — и в столб.
Лиза ахнула. Не смогла сдержаться. Закрыла рот обеими руками.
— Ну да. Седой… он сразу же умер, на месте. А я только ногу сломал и два ребра. Ну, и сотрясение мозга.
Лиза молчала. Смотрела на него и молчала. А потом вдруг поцеловала в щеку. И прошептала:
— Прости. Я не знала, что у тебя было такое.
Руслан лежал не шелохнувшись. Такое было у него, да. За два года он уже как-то привык. А вот этот поцелуй… такого с ним не было никогда.
