интерес. Мы потеряли интерес. Но неожиданно Митч снова захотел быть со мной. Я была польщена. Но у меня началось воспаление там, внизу… О боже, — вздохнула она, — в моих интимных органах. Врачи сказали, что мне нужно лучше подмываться. Я сочла, что это моя вина. А потом стала задумываться: может быть, Митч привез что-нибудь из летней поездки к своему брату в Торонто — или, по крайней мере, он говорил, что ездил туда. Триппер? Я не знала, что и думать. Но воспаления у меня продолжались. Потом я как-то раз встала посреди ночи, вышла из спальни, заглянула в комнату Ли и увидела Митча в его постели. Сначала я не поняла, чем они занимаются, и просто вернулась в свою кровать. До меня не сразу дошло, клянусь вам. Какая женщина ожидает, что ее муж сделает что-то подобное? В это трудно было поверить. Но со временем я смирилась с этим. Я говорила себе, что это не приносит такого уж вреда. Я думала, что это не столь уж плохо. И Ли никогда ни на что не жаловался, поэтому я решила, что всё в порядке. Я думала, что я, наверное, ничего не понимаю в мужчинах. Может быть, все мужчины делают это со своими сыновьями. Со временем начинаешь считать это правдой. Что я могла знать? А Ли выглядел и вел себя совершенно нормально. Тихий ребенок, послушный ребенок, с хорошими оценками в школе, милый мальчик… Редко говорил что-нибудь, любил играть с соседскими ребятишками, ничего необычного. Так что я привыкла к этому. А потом я решила, что если он будет чистым, станет лучше для всех нас. Может быть, у меня прекратятся воспаления. Понимаете, мне было больно, когда мы с Митчем были вместе. Ли все равно ел мало, и мне нужно было знать, какая пища за какой срок выходит, чтобы легче было делать клизмы. Знаю, это звучит смешно. Я знала, что делаю нечто неправильное. Но Ли был таким милым мальчиком, таким храбрым, он никогда не сомневался в том, что так нужно… Он просто всегда хотел, чтобы другие были счастливы. Он говорил: «Я просто не хочу, чтобы кто-то на меня сердился». В школе он делал для меня красивые открытки на Рождество и День святого Валентина. Я думала тогда: «Хороший мальчик». Поэтому я просто делала счастливое лицо. Что мне еще оставалось? Тебе никто не рассказывает о таких вещах. Тебя никто не готовит к таким проблемам.
— Никто? — переспросила я. Миссис Польк не ответила. Она просто склонилась вперед, качая головой — казалось, она потрясена собственными словами. Я снова слышала шаги Ребекки наверху — равномерные, но неспешные. Миссис Польк посмотрела в потолок и вздохнула, борясь с новыми слезами.
— А кому такое расскажешь? — продолжила она. — Я не собиралась говорить никому. В любой ситуации ты делаешь все, что можешь. Знаете, что бывает, когда ты рожаешь детей? Твой муж больше не смотрит на тебя так, как смотрел прежде. Знаете, я винила себя. Я слишком много ела. И для Митча я перестала быть привлекательной. Мы не были вместе уже много лет к тому моменту, как началось это дело с Ли. Потом это просто стало привычкой, обычным ходом вещей. Понимаете, я весь день была одна. Я была домохозяйкой и больше никем, поймите. Митч не разговаривал со мной, просто приходил домой, съедал свой ужин, пил, а я была чужой в этом доме, досадной помехой. Он едва мог выносить мое присутствие. Но после того как делил постель с Ли, он приходил ко мне. И это было так, словно он сбросил тяжкий груз. Он был спокоен, расслаблен. И когда он обнимал меня, это было приятно. В эти минуты он любил меня. Он был нежен. Я знала, что он меня любит. Он проявлял эту любовь. Он целовал меня, шептал мне ласковые слова. Это было так же, как когда-то давно, когда мы были молодыми, счастливыми и влюбленными, и мне было хорошо от этого. Неужели это так плохо — желать, чтобы тебе было хорошо? Я даже забеременела после одной такой ночи, но случился выкидыш. Мне было все равно. Я вернула своего мужа. Вы не поймете, — сказала она, глядя на меня. — Вы молоды и еще не узнали, что такое разбитое сердце.
Но я отлично понимала ее. Конечно же, понимала. Кто бы не понял?
Она снова заплакала, на этот раз горько.
— Ну-ну, не надо, — произнесла я. Впервые в жизни я искренне пыталась кого-то успокоить.
Несколько мгновений мы сидели молча. Потом услышали звук открывающейся двери и шаги. Повернувшись, мы увидели, как по ступеням плавной походкой спускается Ребекка, неся в руках стопку бумаги и ручку.
— Теперь вы развяжете меня? — Миссис Польк смотрела на меня. — Я рассказала все.
Ребекка с подозрением посмотрела на меня. Я кивнула.
— Это правда, — подтвердила я. Моя ярость утихла. Взгляд миссис Польк нервно перебегал с лица Ребекки на мое лицо, а потом на револьвер, лежащий на полу.
— Мы развяжем вас, когда вы согласитесь с нашими условиями, — ответила Ребекка, — и подпишете соглашение. Эйлин… — Она смотрела на меня скептически. — Что она сказала?
Я не собиралась пересказывать Ребекке слова миссис Польк. У меня просто не было для этого пристойных фраз. Ребекка раздраженно прорычала:
— Ну, Эйлин! — и обратилась к миссис Польк: — Вы должны записать это, иначе наша сделка расторгнута.
— Какая сделка? — Глаза миссис Польк теперь были ясными, и в них горел скорее гнев, чем страх.
— Наша сделка. Вы сознаётесь во всем, что сделали, а мы не убиваем вас. — Теперь Ребекка тоже сердилась — на миссис Польк и, похоже, на меня. — Дай мне револьвер, Эйлин, — мрачно сказала она. Я послушалась. Я не хотела, чтобы она обижалась на меня. Ребекка отступила назад, глядя на миссис Польк сверху вниз, так же, как я до того. — Расскажите мне то, что вы рассказали ей, — настаивала она, неуклюже держа оружие. Локти ее были расставлены в сторону, пальцы одной руки сжимали ствол. Миссис Польк смотрела на меня так, словно я могла спасти ее.
— Осторожнее, — предупредила я Ребекку.
