неточность в информации. Но даже более сведущие люди — Доменико Манчини и Полидор Вергилий — описывают события 13 июня 1483 г. по-разному. Тем не менее, в письмах горожан обстановка в целом оценена достаточно точно.
После событий весны — лета 1483 г. до конца февраля 1484 г. Сели ничего не пишут о положении внутри страны. Возможно, это было небезопасно, поскольку отмечалось, что, предположительно, Сели находились на стороне одной из проигравших политических партий. Только 24 февраля Уильям Сели сообщал из Кале Ричарду и Джорджу Сели в Лондон: «…Здесь находятся некоторые изгнанные англичане, они прибыли морем, захватив 5 или 6 груженых вином судов испанцев, направлявшихся во Фландрию»{1073}. Возможно, речь шла об Эдуарде Вудвиле, брате королевы и командующем английским флотом, который после ареста членов совета принца Уэльского 30 апреля или 1 мая со своими судами ушел в море, чтобы избежать ареста. За море бежали также Томас Грей, маркиз Дорсет, и его дядя Эдуард Грей. Это последняя запись, в которой нашла отражение политическая борьба второй половины XV в. От октября 1484 г. до января 1487 г. писем вообще не сохранилось. Возможно, в переписке того времени упоминалась и битва при Босворте, и воцарение Генриха Тюдора.
Итак, как же можно расценить реакцию английского купечества на события войны Роз? Поскольку эта война оказалась крайним выражением борьбы различных групп феодалов за политическую власть, она затрагивала купцов лишь в том случае, когда действия велись в местности, с которой были связаны их деловые интересы. Или когда внутриполитические проблемы грозили осложнить отношения со странами — торговыми партнерами. Конечно, если дело доходило до государственных переворотов, это не могло не тревожить английских горожан. Но в остальное время они предоставляли дворянству самим решать свои проблемы и по мере возможности избегали вмешиваться в политическую борьбу.
§ 2. Семья и индивид в английском городе XV в.
Нет необходимости доказывать, что изучение истории семьи заслуживает большого внимания. Достаточно сказать, что уже давно эта проблематика исследований постоянно включается в программы международных конференций, конгрессов и коллоквиумов. Однако наибольшее внимание ученых привлекала крестьянская семья и семья феодальной знати. Если же говорить о городской семье, то больше всего «повезло» итальянским городским семьям{1074}. Во второй половине XX и. появились работы, посвященные английской городской семье, хотя основное внимание в них уделяется XVI–XVIII вв.{1075} Это объясняется тем, что по сравнению с предшествующим периодом они лучше обеспечены источниками. Но подобное богатство информации создает опасность того, что исследователи будут ходить по следам друг друга.
Преобладающее внимание к истории именно итальянской семьи также объясняется состоянием источников. Итальянские купцы оставили исследователям изобилие частноправовых актов, дневники, наставления детям и женам{1076}. Те же, кто изучают семью в английском городе, не располагают таким богатством документов. Им приходится воссоздавать структуру семьи, брачные связи, отношение к детям, хозяйственный распорядок и прочее, обращаясь к таким документам, как налоговые списки, постановления городских советов, таможенные отчеты, деловые письма и завещания. Ни в одном из перечисленных видов источников не содержится исчерпывающей информации хотя бы об одной семье, материал приходится комбинировать, дополняя его из разных источников.
Начать можно с вопроса о том, что представляла собой английская городская семья в XV в. В отличие от итальянских купцов английские горожане меньше придавали значения широким родовым связям. Логично утверждать, что в английских городах XV в. отсутствуют линьяжи, большие родственные группы с совместными деловыми операциями и совместным распоряжением недвижимостью. Родственная солидарность, без сомнения, имела место во всех европейских средневековых городах. Она стимулировалась не только экономической необходимостью, но и политическим фактором — монополизацией отдельными семьями важнейших должностей в городском управлении.
Насколько жестко регламентировала жизнь семьи родственная солидарность? В английских городах она имела четкие границы. Она не делала контроль родственной группы над малой семьей и даже индивидом всеобъемлющим. Английская городская семья XV в. ближе стоит к современной малой семье, чем итальянская “familia” того же времени. И это относится не только к ремесленным, но и купеческим семьям.
Своеобразным доказательством этого положения служит отношение к родовым именам. Наследственные имена медленно приживались среди английских средневековых горожан, и даже использование фамилии двумя поколениями не гарантировало, что представитель третьего не сменит имя. Например, в Бристоле Роберту Килменхэму (родом из Ирландии) наследовал сын под тем же именем, а его внук уже известен как Роберт Спайсер. Представители этой семьи были богатейшими купцами города и занимали видные посты в администрации{1077}. В XV в. все еще очень распространены в качестве фамилий географические прозвища — среди членов городского совета Бристоля в разные годы мы встречаем Роберта из Бата, Томаса из Глостера, Томаса Уилтшира, Джона Лейстера, Томаса из Ковентри и много других{1078}. Можно предположить, что через два-три поколения их наследники будут носить фамилии, связанные с их профессиональными занятиями или личными
