рамках исследования городского сословия Англии и еще более — в региональных и локальных работах»{651}.
Думается, что исследование особенностей патрициата английских городов не обязательно связывать с отрицанием самого факта существования там патрициата. Так же, как значительные особенности английского дворянства по сравнению с французским, а тем более испанским, не означают отсутствия этого слоя в английском обществе.
Неустойчивость и мобильность социальной структуры, конечно, имели место в XIV–XV вв., но то же самое можно сказать о немецких и итальянских городах. К тому же, нужно учитывать, что наследственные фамилии медленно приживались в среде средневековых горожан, и даже использование фамилии двумя поколениями не могло помешать третьему поколению изменить ее. Например, фамилия Тертл часто встречается в официальных документах Бристоля в годы правления трех Эдуардов (Роджер Тертл был членом городского совета в 1344 г., Джон Тертл — в 1349 г.){652}. Вероятно, она была французского происхождения, т.к. в акте 1284 г. один из участников соглашения подписался как «Стефан (Стивен) Парижский, известный как Тертл в Бристоле»{653}.
Роберту Килмэнхему (родом из Ирландии) наследовал его сын под тем же именем, а его внук известен как Роберт Спайсер. Представители этой семьи были богатейшими купцами города и занимали видные посты в администрации — Стивен Спайсер был мэром города в 1339 и 1344 гг., Ричард Спайсер — мэр в 1354, 1360 и 1372 гг., Джон Спайсер был членом городского совета в 1344, 1349, 1350 гг. и мэром Стапля в 1353 году {654}. В XIV–XV вв. очень распространены были в качестве фамилий географические прозвища — среди членов городского совета в разные годы мы встречаем Роберта из Бата, Томаса из Глостера, Т. Уилтшира, Джона Лейстера, Томаса из Ковентри и много подобных имен{655}. Можно предположить, что через два-три поколения их наследники будут носить фамилии, связанные с их профессиональными занятиями или личными особенностями, как это произошло с внуком Роберта Килмэнхема («спайсер» в переводе означает «торговец пряностями», «бакалейщик»). Поэтому исчезновение фамилии еще не означало вымирание семьи из-за отсутствия наследника или выбывание из рядов торгового класса в связи с разорением. Может быть, имело место просто изменение фамилии.
Но даже при такой неустойчивости наследственных фамилий представители некоторых семей встречаются среди высших должностных лиц города на протяжении 100 лет и более. Например, Джон Стивенз числился среди членов городского совета 1381 г., а в 1490 г. мэром города был другой Джон Стивенз{656}. В 1373 г. представитель одной из самых знатных и богатых семей Бристоля Уильям Кэнинджес был мэром города, а в 1468 г. этот пост занимал другой Уильям Кэнинджес{657}.
Поэтому, думается, вполне правомерно применение термина «патрициат» в отношении правящей верхушки английских городов, не упуская из виду особенностей его состава и источников обогащения. В последние годы вместо термина «патрициат» стали употреблять слово «элита», используя его как взаимозаменяемое понятие. Так, X. Суонсон отмечает, что «правящая элита и есть патрициат английских городов»{658} . Вместе с тем, можно согласиться с мнением Л.Н. Черновой, что спор о возможности или невозможности использования термина «патрициат» при изучении социальной структуры английских средневековых городов в настоящее время уже не столь актуален{659} .
Попытаемся рассмотреть, из кого формировалась правящая элита в Бристоле XIV–XV вв. Совершенно очевидно, что в городе, который являлся собирающим и распределяющим центром и крупнейшим портом страны, наиболее богатыми людьми были те, кто занимался торговлей. Из богатства отдельных купцов складывалось богатство города, благодаря этому, например, в середине XIII в. городская община смогла потратить 5 тыс. ф. на сооружение нового русла р. Фрома для строительства еще одной гавани. Нужно отметить, что строительство оказалось настолько значительным, что о нем проявил заботу Генрих III. Король приказал жителям пригорода Рэдклиф помочь бюргерам Бристоля, которые «для общей выгоды всего города Бристоля, так же, как и вашего пригорода, начали рыть канаву в болоте Св. Августина, чтобы корабли, приходящие в ваш порт Бристоль, могли входить и выходить более свободно и без препятствий»{660}.
В первой половине XIV в. по богатству своих горожан Бристоль уступал только Лондону. По оценкам разных исследователей движимое имущество налогоплательщиков в 1334 г. оценивалось следующим образом: Лондон — 11000 ф., Бристоль — 2200, Йорк — 1620 фунтов. Даже в таких крупных городах как Глостер, Саутгемптон, Ковентри сумма оценки не превышала 549 фунтов{661}. В 1398 г. Ричард II в виде субсидии получил от многих городов различные суммы: от жителей Лондона — 6666 ф. 13 ш. 4 п., от Бристоля — 800 ф., Норича — 333 ф. 6 ш. 8 п., Линна — 266 ф. 13 ш. 4 п., Йорка — 200 ф., Гулля — 100 фунтов{662}. Концентрация богатства в Бристоле была во много раз выше, чем в большинстве крупных городов, исключая Лондон.
В первой половине XIV в. самыми богатыми купцами в городе были оптовые торговцы продовольствием (прежде всего, зерном и рыбой). Мэр города в 1321 г. Роджер Тертл был грузоотправителем зерна{663}, первым мэром Стапля в 1353 г. был Джон Спайсер, а его преемником на этом посту Джон де Кобингдон. Они оба занимались торговлей зерном оптом и в розницу (вопреки статуту, запрещавшему такое совмещение), а в 1344, 1349, 1350 гг. они входили в число членов городского совета{664}. Конечно, упомянутые купцы не сами торговали «в разнос», они контролировали розничную торговлю.
Несмотря на попытки мелких торговцев бороться со стремлением богатых купцов монополизировать торговлю продовольствием, во времена Ричарда II (1377–1399) 6 человек добились постановления городского совета, предоставлявшего им преимущественное право в закупке рыбы
