Санда влияет на то, что с ним происходит. Как? Девушка уставилась на левое ухо Тео.
– Я тебя не вижу!
– Я здесь.
Тео пошевелил пальцами. Мокрые. Порез кровоточит. И вдруг нахлынул страх.
– Не могу… дальше…
Темнота сдавила горло ужасом, который ничем не прогнать. Что будет, если тень нагонит и он снова окажется… ею? Никуда не скрыться. Негде спрятаться. Тень найдет. В любой темноте – придет.
Она уже в пути.
Во всем мире было только одно место, которое показалось оплотом безопасности, и Тео, не соображая, что делает, придвинулся к Санде и уткнулся лицом в ее макушку. Девушка стояла тихо и смирно.
Впереди спорили Шныряла и Вик, а вот сзади тишина надвигалась вековечным мраком. Где-то там, с темнотой, ползет его тень… Чтобы забрать.
– Тебе было очень больно? – шепотом проговорила Санда.
– Мм?
– Когда ты растил тот жуткий цветок. Ты кричал так, как будто тебе… череп вскрывают. Знаешь, я бы точно не смогла…
– Все н-нормально.
Санда замолкла. Прикосновение затянулось. Тео чувствовал, что переходит незримые границы, но ему было так тепло…
– Я раскрою тебе секрет. Только н-никому не говори. Я н-не вызывал эту тень. Эта тень – я сам…
Санда отпрянула. Тео видел на ее лице смесь страха, неверия и удивления.
– У меня всегда была нормальная тень. В Макабр она изменилась, п-потом вовсе пропала, а теперь п-преследует меня. С самого Золотого Замка. Я не знаю, кто я… и боюсь.
Это признание могла вырвать только минута сильнейшей слабости.
– Санда, ты боишься меня? – убито прошептал он.
«Глядите, что у него с лицом! У-у, страшный». Они считали его другим. Тео вспомнил, что дети кричали…
– Я чудовище, – глухо проговорил Тео.
Санда немного помолчала и выдохнула:
– Я тоже.
Какое-то время Тео не понимал, что она имеет в виду, и тут Санда заговорила. Сбивчиво, будто слова прорвали блокаду. Хлынули потоком, вынося на свет все то, что она так долго держала в себе.
– Мертвец в Золотом Замке, который высунулся тогда из воды… То, что хотело утащить меня в воду, Тео, это… Это моя… – Она задохнулась. – Это была моя мать!
Тео показалось, его ударили наотмашь.
– Поэтому моя стихия – вода, – отчаянно прошептала Санда. – Поэтому эта дурацкая стихия меня преследует! До Макабра, во время Макабра. Моя мать – сумасшедшая! Отец не хотел говорить, чтобы ее не забрали, и держал дома. Он же начальник полиции! А потом… однажды… пошла в ванную и позвала меня…
Теодор не хотел этого слышать и стиснул зубы.
– …и держала голову под водой, пока я не начала захлебываться. Я пыталась вырваться, а она… все проклинала… – Санда спрятала лицо в ладонях, помолчала и глухо продолжила: – Отец оторвал ее от меня. Я сказала, пусть забирают ее в дом для умалишенных. Пусть утаскивают, она мне больше не мать. Я хотела, чтобы она убралась. Я уже не могла это выдерживать! И он… он ее отвез. – Санда всхлипнула. – Я не видела ее уже давно. Отец говорил, ей стало лучше, но я не хочу ее видеть.
Понимаешь? Я боюсь ходить в этот ее дурдом. Отец постоянно на работе, занятый, я в гимназии, дома. Никому не было до меня дела, Тео, никому! Только Раду волновало, что со мной происходит! А потом с ним… Случилось это… И я осталась совсем одна.
Внутри Тео бушевала буря. Удивление смешалось со злостью и жалостью.
И, будучи такой трусливой, она пошла сюда. Как, ради всего святого? Такая странная смесь слабости и силы…
– Ты не чудовище, Санда.
– Я ненавижу ее!
– Нет, – повторил Тео, притягивая девушку к себе.
Он знал, что Санда чувствовала эти годы – то же, что и он. Ненависть. Обиду. Одиночество. Но собственное одиночество не вызывало в нем жалости. А ее – да. Тео прижал к себе девушку. Бросил взгляд на проход: Змеевик метал глазами молнии, Шныряла сидела на полу, рука на раненом боку.
Санда уткнулась лицом ему в грудь. И Тео впервые сказал то, что не сказал бы ни себе, ни другому. Три слова, в которые никогда не верил. Но почему-
