– Это безопасно? Точно источник вечной жизни?
– Я уже сказал.
Старик затрясся – его сжигало нетерпение, но он был слишком осторожен. «Не дурак. Кхе-кхе, меня не проведеш-шь. Если ты задумал какую-то западню, сам же в нее и попадешь!»
– Хорошо, – кивнул он. – Я тебя отпущу, но сперва… Сперва выпей сам.
Йонва приподнял бровь. Титу Константин уже хотел было вскричать: «Ага, так и знал, что ловушка!», но Путеводитель послушно опустил чашу в фонтан и зачерпнул черной, кажущейся склизкой воды. Поднес к губами, сделал глоток. Алхимик впился в мужчину взглядом – ничего не произошло. Он остался таким же.
– И… все? Ты бессмертен?
– Да, – просто ответил Йонва и протянул чарку Константину.
Старик, позабыв о скальпеле, ухватился за нее трясущимися руками и заглянул внутрь. Старое, сморщенное лицо. «Эх, если бы только я выпил это, когда был еще молод!» – подумал он напоследок. И, сжигаемый нетерпением, отхлебнул.
Питье обожгло губы. Едва проглотив странную жидкость, старик выпустил из рук чашу, и каменная посудина грохнулась о пол, разбиваясь на мелкие осколки. Зелье стекало по горлу вязким жидким стеклом, так что Алхимик закашлялся. Потом схватился рукой за грудь и поднял трясущуюся голову.
Йонва молча смотрел.
Вода опускалась ниже по пищеводу, и внутренности Константина скрутило от странного ощущения. Старик схватился рукой за живот, попытался вдохнуть – не вышло. Он судорожно ощупывал себя и чувствовал под пальцами нечеловеческую твердость. Попытался шагнуть – и не смог. Ноги застыли каменными ступами. В ужасе он распахнул пальто, разорвал полы халата, расстегнул рубашку – и заорал.
Белая кожа живота стала черным камнем. Ноги, как чувствовал старик, тоже окаменели и приросли к полу. Алхимик завопил нечеловеческим голосом:
– Ты! Что ты сделал? Что ты сделал?!
– Тебе не нужно есть. Спать. И ты простоишь в Черном Замке наполовину окаменевшим, не умирая, целые века.
– Но я просил тебя вечную жизнь! Жизнь!
– А разве я ее тебе не дал?
Йонва провел рукой по шее. Перевернул ладонь и скривился, увидев на пальцах кровь. Скользнул взглядом всех глаз по старику, развернулся и зашагал прочь, а в спину ему летели душераздирающие крики Алхимика:
– Вернись! Ты меня обманул! Обманул! Ты – обманщик!
– Нет. – Йонва остановился в дверях. – Я всегда выполняю свои обещания. И то, которое дал тебе, я тоже выполнил. Lapis aeternum est[3].
Двери со скрещенными мечами распахнулись, и отттуда вывалилась Шныряла – запыхавшаяся, с горящими щеками и в косынке набекрень. Быстро запихала что-то под накидку.
– Нашла! – Шныряла ухмыльнулась, показав все зубы.
Санда захлопала в ладоши. Змеевик прищурился на дверь и спросил:
– Оружие?
– Не твое дело, – фыркнула девушка. – Э, а Йонва где? Только не говорите, что в туалет отлучился!
Время в Черном зале тянулось нестерпимо медленно, и они четверо бродили туда-сюда под грозными взглядами слепых воинов. Санда побаивалась смотреть на их глянцевые лица. Такие живые, точно настоящие люди.
– Надо бы проверить, как он там, – наконец не выдержала Шныряла.
Змеевик кивнул и рванул наверх, но скоро вернулся запыхавшийся.
– Нет его там. На верхний этаж ведет дверь. Что за ней – не знаю. Не открывается, сколько ни пинал. Звал его, стучал – ни звука.
Санда побледнела, а Раду только нахмурился и ушел в свои мысли. И вдруг, когда уже хотелось кричать от паники, послышалось шлепанье босых ног. Друзья бросились к выходу на лестницу и там наткнулись на Йонву. Он поднимался снизу, целый и невредимый, держа в руках колючий венец.
– Это он? Та штука? – недоверчиво уставилась на реликвию Шныряла. – А точно вас скроет?..
Йонва медленно кивнул:
– Этот венец сделан не Смертью, она лишь отобрала его. Немногие могут создавать артефакты, которые действуют не в интересах Смерти, а против нее. И этот – такой. Его сделал кое-кто очень могущественный.
Все четверо поежились и оглянулись на темный холл. Десятки каменных рыцарей глядели на пустые квадратики пола. Слишком пристально. Казалось, пустота нашептывает что-то. Пустота видит.
– А вдруг… Мы здесь… – прошептала Санда.
