Он замолчал и только крепче сжал руку с кольцом.
Тео никогда еще не чувствовал себя таким лишним. Будто он свидетель чего-то, что не должен видеть. Слышать. Знать.
В отличие от Шнырялы, он видел лицо Вика. Обычно словно каменное, сейчас оно было… другим. Не закончив последнюю фразу, парень уставился в никуда. Зеленые глаза дрожали озерцами, по которым гнал волны северный ветер. Во взгляде была печаль. Предопределенность. И – Теодор хорошо знал это, лучше, чем кто-либо в этом мире – безысходность. Тупая, как ржавый нож. И еще какое-то чувство.
Впервые за долгое время Змеевик показался не истуканом, а человеком, у которого есть эмоции. Есть сердце. Есть жизнь.
Тео вдруг догадался, что этим чувством была боль.
Санда вернулась сама.
Надутая и обиженная, села по другую сторону костра и делала вид, что не замечает Тео. Это была игра, известная только девчонкам, и Теодор о ее правилах мог только догадываться. Сыграть в игру со Смертью? Да легко. Сыграть в игру «Угадай, почему я обиделась?». Сдохни, Тео, ты в жизни не найдешь ответа. Он хотел подойти и прямо спросить, что не так. Извиниться за лидерца. Но Санда всем своим видом показывала: не подходи!
Теодор долго ворочался, прежде чем заснуть. Среди ночи он проснулся и уловил какой-то шепоток. Тео приоткрыл веки – совсем чуть-чуть – и увидел склонившуюся над Змеевиком Шнырялу. Луна освещала ее лицо – бледное, тревожное. Змеевик тяжело дышал, не отрывая руку от сердца. Костер потрескивал, рядом чернела гора веток. Девушка сняла со лба Змеевика сложенную косынку, опустила в стоящий рядом котелок, отжала воду и пристроила обратно.
Глаза Шнырялы не отрывались от лица Вика. Его сомкнутые веки, побеленные луной, мелко вздрагивали от беспокойного сна. Шныряла склонилась ниже и что-то прошептала. Тео уловил имя «Виктор» и вновь почувствовал, будто он лишний.
Он знал этот взгляд.
Никогда не подозревал, что таковой имеется у Дики. Самой злобной, самой язвительной, самой безбашенной из когда-либо виденных им людей и нежителей. У Дики, готовой перерезать любому глотку на пути к победе. Не считающейся ни с кем. Включая Тео – хотя он и сам ни с кем не считался.
Тео закрыл глаза. То, что происходило сейчас между Дикой и Змеевиком, касалось только их двоих.
И он заставил себя уснуть.
Глава 9
О Кровавом Древе
Вышли на следующую ночь, как только Змеевику стало лучше. Он сам вызвался продолжать путь, хоть Шныряла и упорствовала, да и Тео склонялся к мысли, что лучше еще немного подождать. Но Вика было не переубедить.
– Это наша вина: мы побеспокоили лидерца, вот он и привязался.
– Он? – переспросил Тео.
– Да, – кивнул Змеевик, все еще бледный, с зеленющими жилами, проступающими на лбу и шее. – Лидерц по природе своей змей. Оборотень. Бывает, увидит кто падающую звезду, загадает на нее чью-нибудь любовь, подумает о возлюбленном, а лидерц услышит и явится. Ему все равно, кем оборачиваться, мужчиной или женщиной, он принимает то обличье, которое…
Змеевик вдруг осекся и странно поглядел на Теодора.
– А надо-то ему чего? – крякнула Шныряла.
– Забрать жизненные силы, – буднично пожал плечами Змеевик. Будто сообщил, что сегодня на ужин снова куропатка.
Тео уловил бормотание Шнырялы: «И эту-то гадость он пожалел… дурень с косичками», но такое тихое, что ушей Вика оно не достигло.
Иногда по пути Тео наигрывал на флуере, и Полночь тут же отзывалась песней. На душе было мирно и тихо. Тео любил ночь. И вдруг подумал, что Полночь вполне могла быть его миром, со всей этой загадочностью, вездесущей музыкой и мраком.
«Если бы не пыталась меня сожрать», – поспешил он прибавить.
Лес поредел, холмы разошлись и открыли равнину, поросшую отдельными купами деревьев, терновником и чертополохом, между которыми вилась золотая тропа. Нимерица кланялась по ветру – а ветер тут был, поднялся, как только путники вышли из лесной чащи. Теодор поежился, думая, что хоть одеты они хорошо.
Как только игроки ступили на золотую тропу, все повеселели. Вновь заговорили, что скоро отыщут перекресток всех дорог. Повторяли стих про Ищи-не- найдешь, пытаясь уловить еще какой-нибудь тайный смысл строк. Голоса звучали громко, задорно. Не все еще было потеряно, и они воспряли духом.
Тропа уводила на север. Над сумрачной далью мерцал ковш Большой Медведицы, а над самым горизонтом вытянулась комета. Тео подметил, что, хоть Макабр и закончился, хвосты ее горели с прежней яркостью. Его охватила тревога, и, чтобы успокоиться, он сыграл короткую веселую мелодию.
Тропа бежала и бежала вперед, петляя по невысоким травянистым холмам. Путники видели, куда уводит золотая нить – вдалеке темнела кромка леса. Шли медленно. Саида никогда не была хорошим ходоком, но на сей раз их задерживал Змеевик. Он то и дело останавливался, опираясь на меч, затем опять брел, согнувшись и сжав губы. Шныряла держалась ближе к Вику, и Тео заметил, что девушка то и дело бросает на парня тревожные взгляды.
– Небо какое странное, – вдруг заметила она.
