отдельной союзной республики. Нормативная база для этого, что интересно, вскоре появилась.
3 апреля 1990 года Верховный Совет СССР принял закон «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». Статья 3 этого закона гласила:
«В союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе.
В союзной республике, на территории которой имеются места компактного проживания национальных групп, составляющих большинство населения данной местности, при определении итогов референдума результаты голосования по этим местностям учитываются отдельно».[27]
Этот закон, конечно, означал фактический отказ от борьбы за сохранение Советского Союза. Однако он по крайней мере создавал базу для «цивилизованного развода».
Между тем обстановка накалялась вне зависимости от правотворчества в Москве. Убежденность грузин в том, что абхазы — это только ветвь грузинской нации, а Абхазия и Осетия — исконная территория Грузии, никак не сочеталась с прямо противоположными взглядами самих абхазов и осетин. К тому же сама по себе обстановка на Кавказе не позволяла прийти к обоюдному согласию и разрешить кризис: население было слишком сильно перемешано, чтобы провести какие бы то ни было этнически обоснованные границы.
Попытки Тбилиси как-то решить проблему только все усугубили. В апреле 1990 года перед Домом правительства в Тбилиси начался бессрочный митинг. Это вышли из подполья оппозиционные движения Грузии. Среди деятелей грузинской оппозиции быстро выделился Звиад Гамсахурдия. В отличие от множества союзных политиков, успешно делавших партийную карьеру, прежде чем ощутить позывы бороться за нацию, Гамсахурдия был настоящим диссидентом с долгой историей подпольной деятельности за плечами. Первое его задержание КГБ относится аж к 1956 году, в 1958 году его арестовали за распространение антикоммунистической литературы, и последующие полгода будущий президент Грузии провел в психиатрической лечебнице. Тем не менее, «излечившись», Гамсахурдия благополучно получил высшее филологическое образование. Однако диссидентскую деятельность он не оставил, работал в грузинской Хельсинкской группе, «Международной амнистии». Гамсахурдия отличался радикализмом взглядов и не считал нужным это скрывать. Скажем, по поводу осетин он произнес прочувствованную речь, включавшую такой пассаж:
«Осетинский народ — мусор, который надо вымести через Рокский тоннель. Мы пойдем по Осетии, и пусть осетины либо покорятся и станут грузинами, либо, если они так любят русских, уходят из Грузии в Россию».[28]
Энергичный, бескомпромиссный шовинист, Гамсахурдия на ближайшие месяцы окажется ключевым героем событий, разворачивающихся в Грузии. События апреля 1989 года стали его первым шагом к власти. У Дома правительства собралась толпа до 10 тысяч человек. С одной стороны, это была реакция на сход в Лыхны, с другой — митингующие быстро перешли и к радикальным антисоветским лозунгам:
Своими силами разогнать митинг местные власти не смогли. Возможно, впрочем, заявление о собственном бессилии было лишь отговоркой: в Тбилиси очень хотели переложить ответственность на союзный центр. Реакция Москвы была бурной и, вежливо говоря, не мудрой. В Тбилиси перебросили полк дивизии имени Дзержинского (позже она станет активным участником событий 3–4 октября в Москве), подразделения ОМОН и ВДВ. Последнее вызывает даже не удивление, а оторопь. Десантники никогда не готовились к подавлению акций гражданского неповиновения. Элитные штурмовые части собирались использовать внутри страны, хотя это противозаконно, и к тому же необходимости в этом не было. Операцией руководил, что характерно, именно воинский начальник: командующий военным округом Игорь Родионов.
Как бы то ни было, перед рассветом 9 апреля 1989 года начальник Тбилисского УВД потребовал от собравшихся разойтись по домам. Те не вняли, и на манифестантов пошли солдаты с бронетехникой. Руководители операции быстро потеряли контроль над ситуацией. Толпа скучилась, одни пытались бежать, другие стояли на месте, возникла давка. Милиционеры использовали резиновые дубинки и слезоточивый газ. Солдат стали закидывать камнями, те схватились за саперные лопатки. Началась паника. В течение буквально четверти часа погибли 19 человек, практически все — в давке. Стиснутые со всех сторон люди задыхались, вдобавок дышать приходилось едким газом. Сотни людей получили травмы, причем один человек был ранен огнем из пистолета. Это была настоящая катастрофа.
Почему она произошла? С одной стороны, количество сил, вызванных для выполнения задачи, не лезет ни в какие ворота. Решив, что кашу маслом не испортишь, военные и части внутренних войск использовали просто-таки весь возможный арсенал, от слезогонки до БТР. Сомнительна сама по себе идея отдавать такую операцию в руки военных, которые готовились для того, чтобы воевать с танковыми армадами НАТО, а вовсе не разбираться с гражданскими беспорядками. Наконец, само по себе решение непременно разогнать демонстрацию силой не выглядит единственно правильным выходом из
