положение. Кроме того, Ельцин тут же получил полную поддержку внешних сил: США выразили одобрение и сочувствие президенту. Так что Борис Николаевич не рисковал предвосхитить судьбу авторитарных лидеров современности вроде Каддафи. Парламентаристы же могли рассчитывать только на поддержку неформальных организаций и, возможно, мятежных толп. Фактически некоторое количество обывателей парламентаристы смогли привлечь на свою сторону, но не столько, чтобы можно было сразу преодолеть сложившийся дисбаланс сил. Что касается оружия, то первоначально сторонникам ВС удалось собрать 260 автоматов, в основном принадлежавших охране Белого дома, и всего 9600 патронов к ним. Здесь парламентаристы оказались даже, пожалуй, в худших условиях по сравнению с тем, если бы оружия вообще не было. Имевшееся мизерное количество стволов не позволяло силой навязывать свою волю противнику (один-два магазина на автомат позволяли разве что угрожать оружием, но никак не сражаться), но было достаточным, чтобы в случае вооруженного сопротивления правительственные войска начали со спокойной совестью стрелять на поражение.
Руцкой рассылал письма напрямую командованию воинских частей — и не получал ответа. Первые дни противостояния прошли вообще на удивление спокойно. Руцкой и Хасбулатов, конечно, не были профессиональными революционерами, но все же трудно объяснить отсутствие энергии в тот самый момент, когда только активные действия могли переломить ситуацию в пользу Верховного Совета. Перевес сил в ситуации гражданской смуты может быть до какой-то степени скомпенсирован лишь избытком активности, но именно его-то со стороны парламентариев не наблюдалось.
Между тем какая-то часть парламентаристов решилась действовать самостоятельно. 23 сентября небольшая группа сторонников парламента из «Союза офицеров» напала на здание Объединенного командования Вооруженных сил СНГ. Они застрелили милиционера, разоружили двоих охранников, кроме того, в перестрелке погибла пожилая женщина, просто подошедшая к своему окну посмотреть, что там за шум. Капитан милиции и пенсионерка стали первыми жертвами маленькой гражданской войны. Атакующие столкнулись с организованным сопротивлением охраны и бежали. Первая кровь пролилась.
Однако вялое стояние продолжалось еще несколько дней. У Дома Советов, отключенного уже от света, тепла и канализации, собрались сторонники парламента, общим числом в несколько тысяч человек. Эта толпа была далеко не однородна. Почти сразу начались стычки между баркашовцами и другими протестующими. Именно странноватая смычка националистов и коммунистов, которые с самого начала поддержали Верховный Совет, породила презрительное именование парламентаристов «красно-коричневыми». Вообще, политические взгляды людей, пришедших к Белому дому, отличались пестротой. Там можно было встретить представителей любой, сколь угодно экзотической идеи, от национал-радикалов до троцкистов. Общий враг — действующее правительство — то единственное, что объединяло людей из лагеря перед Домом Советов. Никакой общей программы, никакого единого образа будущего, никакой «точки сборки» у парламентаристов не имелось. Вечером 24 сентября Хасбулатов произнес просто поразительную речь, звучавшую приговором для Верховного Совета:
«Нет координации в деятельности — каждый председатель палаты тянет куда-то в сторону, не согласовывают действия: нет инициативы, стратегических идей — обсуждают только то, что предлагается (и то часто отвергают предложения). Нельзя отвергать компромиссы “с ходу”— если не принимают, то хотя бы не торопились немедленно отвергать. Надо организовать крупные митинги в разных районах Москвы… Аналитики, эксперты работают талантливо: они разгадывали до сих пор все атаки Кремля, со всеми нюансами… Воспользоваться — не можем. Слишком громоздка наша парламентская телега. Регулярность Съезда — душит, отнимает врем… От военных — нулевой эффект. Мощная фракция военных — около 40 генералов, адмиралов и старших офицеров: эффекта никакого. Надо переломить ситуацию. У нас только три рычага для этого: (1 — Армия, 2 — массовые выступления москвичей, 3 — регионы). Первые два фактора: мы можем управлять ими. Только тогда Кремль пойдет на компромисс. “Полной победы” достигнуть невозможно — это надо понять. Нужен разумный компромисс. Но он возможен, если сумеем опереться на армию, хотя бы какие-нибудь подразделения, которые придут сюда и заявят о верности Конституции, и массовые выступления москвичей. Многие депутаты откровенно отсиживаются на уже не нужных заседаниях — упускаем время. Если бы не бездарность Кремля — нас бы уже выкинули отсюда без единого выстрела. Дальше будет хуже: они ожесточаются. Убитые, раненые. Массовые избиения — идет “привыкание” к насилию. Почему у военных нет никакой инициативы? Комитет Равката Чеботаревского — сплошь одни военные… Где ваша стратегия? Что за непонятная инертность?»[73]
Ничего более беспомощного нельзя и вообразить: лидер, борющийся за власть, оказывается способен только робко надеяться на компромисс и ожидает «каких-нибудь» воинских частей, которые должна подтолкнуть к действию… верность Конституции.
Судя по всему, лидеры Верховного Совета сами боялись сделать первый шаг и начать настоящую борьбу за власть. По утверждению Ачалова, он постоянно получал звонки из воинских частей от офицеров, обещавших вооруженную поддержку парламентаристам. Однако от всякой помощи со стороны военных руководители Верховного Совета отказались, не желая провоцировать раскол в вооруженных силах. Возможно, что вожди протеста просто постфактум набивали себе цену: ни одна воинская часть в итоге так и не выступила на стороне ВС, даже после начала настоящих боев. С такой же выдающейся энергией работали с группой поддержки — людьми, по собственному почину приходившими к Белому дому. Никто не вел работу с новоприбывшими, никто не организовывал лагерь должным образом, так что масса народа просто «проматывалась» мимо здания, не задерживаясь. Руцкой и Хасбулатов на деле чуть ли не боялись ненароком выиграть противостояние.
С другой стороны, угроза гражданской войны вовсе не выглядела иллюзорной. Митинги сторонников президента собирали не меньше людей, чем
