— Ну, я пойду за Камни, к дяде Андрею.
— Как там дедко один кукует?.. — вздохнула Промокашка.
Мы одновременно повернулись к воде.
— А он и не кукует! — обрадовался я.
Какая-то новая моторочка щегольски голубого цвета взяла на буксир развалюху дедка Гриши и потащила в сторону залива.
Нелька отжимала подол платья и хохотала. Такой красивой и счастливой я, пожалуй, никогда ее не видел.
Мне тоже стало весело и легко. Волжский ветер словно выветрил из души всю отчаянную усталость последней недели.
Переглядываясь и беспричинно смеясь, мы направились к площади.
— Айда в кино? — предложила Нелька. — Пока дойдем до кинотеатра, я уже высохну.
— Айда! — согласился я и поцеловал Нельку.
— Ммм!.. — медово протянула она. — Хорошо!
— Ты права: нет места лучше нашего Калышина и нашей Волги, — сказал я. — Никогда отсюда не уедем!
V
На следующий день я на практику опоздал. Пришел почти в одиннадцать часов. В детском все было как обычно: ор, повякивание, причмокивание. Девчонок не было: наверное, все переметнулись в родильное отделение. Борька развешивал фотографии — я встретил его, когда бежал в гардероб.
Прямиком направился к своему мальцу, и тут предстала моим глазам веселенькая картина: Лиля-леденец стояла, притаившись у чуть приоткрытой двери бокса, и, словно агент разведки, подглядывала-подслушивала.
— Пришли! — шепнула она.
— Родители?
Лиля Леонидовна кивнула и прижала палец к губам.
Я тихонечко заглянул в щелку двери. Зинаида Александровна что-то рассказывала стоящей у кроватки молодой женщине с высокой прической, в больших очках, и мужчине, коренастому, стриженому, в синем спортивном костюме. Я сразу узнал эту пару.
Тут Зинаида Александровна взяла из кроватки мальца и дала подержать женщине. Та со счастливым испугом приняла и держала на замерших руках детеныша. Потом наклонилась и сама положила его в кроватку. Я уже хотел сделать щель в двери побольше, но Зинаида Александровна, что-то тихо говоря будущим родителям, направилась к выходу. Супруги двинулись за ней. Я быстро отпрянул в сторону и забился в самый дальний угол отделения, ожидая, пока они не выйдут в коридор. Лиля Леонидовна осталась стоять у пеленального столика.
Зинаида Александровна пропустила гостей вперед и вышла вслед за ними из основного отделения в коридор.
Мы с Лилей устремились в бокс.
— Ну, что скажешь? — тихо спросила Лиля.
Я решил признаться.
— Я их знаю. Ирина Владимировна, она математик, в седьмой школе преподает. А Сергей, муж ее, с нами в футбол часто играет. Они в частном секторе на Гороховской живут. — Я вздохнул. — Я б Ивашку сам взял, если бы совершеннолетний был.
— Еще чего! — вскрикнула Лиля и, спохватившись, снова понизила голос: — Своих народишь, время придет. А знаешь что? Ты подружись с ними покрепче и в крёстные отцы к Ивану Сергеевичу иди!
— Что еще за крёстный отец?
— Ну крёстный. Будут они Ивашку крестить, а ты в крёстные напросись.
— Чего это они его крестить будут? — удивился я. — Ирина Владимировна — учительница.
— Что ж, учителя не люди, что ли? Все дитя свое крестят, только потихоньку — дома или в деревне где. А крёстный отец — это ж как родственник.
Я подумал, что и вправду это единственная возможность не потерять Ивана Сергеевича из виду.
— Тогда напрошусь, — сказал я. — Считай, уже крёстный.
Мы оба, словно сговорившись, наклонились над мальцом. Хоть Промокашка потом и говорила, что этого не может быть, я был уверен: Ивашка посмотрел на меня и улыбнулся.
