вернуться в башню и в постель уже через пару часов.
Впервые за всё время их знакомства Летиция улыбнулась — улыбнулась самой настоящей улыбкой.
— А можно, я на этот раз сяду спереди? — спросила она.
Тиффани летела над холмами, стараясь держаться как можно ближе к земле.
Дело близилось к полнолунию — самому настоящему полнолунию перед осенним равноденствием, когда лунный диск светится медно-кровавым заревом. А всё из-за дыма, что висит над выжженным жнивьём. Как именно голубоватый дым от догорающих пшеничных стеблей способен окрасить луну в красный цвет, Тиффани не знала и вовсе не собиралась лететь в небесную высь, чтобы выяснить.
А Летиция, похоже, пребывала в своём собственном персональном раю. Всё это время она болтала без умолку, что, надо признать, было предпочтительнее рыданий. Да эта девушка всего-то на восемь дней младше её самой: Тиффани точно знала, что это так, потому что потрудилась выяснить. Но это же просто цифры. Их совершенно не ощущаешь. Тиффани казалось, что она этой девчонке в матери годится. Странное дело, но Петулия, и Аннаграмма, и остальные ведьмы там, в горах, говорили ей одно и то же: ведьмы стареют изнутри. Ты выполняешь необходимую работу, даже если от работы этой накатывает тошнота и в желудке словно прялка крутится. Ты видишь такое, чего никто видеть не должен. И обычно в одиночестве и чаще всего в темноте ты должна делать то, что нужно. В далёких деревнях, где молодая мать впервые разрешается от бремени и что-то пошло серьёзно не так, ты надеешься, что местная старая повитуха тебя хотя бы морально поддержит; и всё-таки, когда доходит до дела и до вопроса жизни и смерти и нужно принимать решение, принимаешь его ты, потому что ты — ведьма. А иногда это даже не выбор между добром и злом, но выбор между злом и злом ещё большим; нет верных решений, есть просто… решения.
Тиффани заметила, как какое-то существо мчится по залитому лунным светом дёрну, легко поспевая за метлой. Заяц! Несколько минут заяц бежал наравне с нею, не отставая, а затем одним мощным прыжком исчез в лунных тенях.
«Зайчиха бежит в огонь, — подумала Тиффани, — и, как мне кажется, я — тоже».
Кипсек-холл стоял в дальнем конце Мела, и это действительно был самый дальний конец, потому что здесь мел заканчивался, сменяясь глиной и гравием. Тут был парк, и высокие деревья — целые леса деревьев, — и фонтаны перед домом, при виде которого понимаешь, что слово «холл» здесь звучит не просто натянуто, но натянуто до предела прочности, потому что выглядел он скорее как полдюжины слепленных вместе особняков. Были здесь флигели и надворные постройки, и огромное декоративное озеро, и флюгер в форме цапли — Тиффани в него чуть не врезалась.
— А сколько народу здесь живёт? — с трудом выговорила она, выравнивая метлу и приземляясь на газон, как оказалось, заросший сухой травой футов пяти в высоту. Кролики бросились врассыпную, напуганные вторжением с воздуха.
— Сейчас только мы с мамой, — отвечала Летиция, спрыгивая на землю. Под ногами у неё захрустели сухие стебли. — Ну, и слуги, конечно. Слуг у нас много. Но не тревожься, в этот час они все уже спят.
— И сколько же нужно слуг для двоих человек? — полюбопытствовала Тиффани.
— Около двухсот пятидесяти.
— Я тебе не верю.
Летиция повернула, ведя к дальней двери.
— Ну, считая семьи, тут у нас человек сорок на ферме, ещё двадцать в маслодельне и сыроварне, ещё двадцать четыре заняты в рощах и семьдесят пять — в садах, это включая банановую теплицу, ананасную оранжерею, оранжерею с лилиями, парник с дынями и пруд с форелью. Остальные работают в доме и в пансионных покоях.
— Что это такое?
Летиция, уже взявшись за позеленевшую медную ручку двери, остановилась.
— Ты думаешь, моя мама — властная грубиянка, да?
Тиффани не видела иного выхода, кроме как сказать правду, даже с риском вызвать ливень полночных слёз.
— Да.
— И ты права, — признала Летиция, поворачивая ручку. — Но она предана тем, кто преданно служит нам. Так было всегда. У нас никого не увольняют за то, что состарился, или заболел, или выжил из памяти. И если эти люди сами себя обслуживать уже не могут, они живут не у себя в доме, а в одном из флигелей. То есть получается, что большинство слуг ухаживают за престарелыми слугами! Может, мы и старомодны, и немного снобы, и отстали от жизни, но никому из тех, кто работал на семью Кипсек, не придётся просить милостыню на старости лет.
Капризная ручка наконец-то повернулась, и дверь открылась в длинный коридор, где пахло… где пахло… пахло
Летиция пошарила на полочке за дверью и зажгла фонарь.
— Сюда нынче никто не заходит, кроме меня, потому что тут водятся привидения.
— Да-да, — отозвалась Тиффани, стараясь, чтобы голос её звучал сухо и прозаично. — Дама без головы, зато с тыквой под мышкой. Она как раз к
