речь зашла о чем-то важном для самого Джулиана, Ольгер всем видом дал понять, что не желает углубляться в эту тему?.. Лай полчаса расспрашивал старого друга о его невесте, а Хенрик - в ответ на его признание - просто неловко замолчал. И теперь Джулиан, по доброте душевной, еще и старается избавить его от лишних неудобств!
Ольгер понял, что ситуацию следует исправлять, причем - немедленно. Годвин, не признававший полумер и компромиссов, вероятно, попросту сказал бы Лаю "Извини, старик, я растерялся и повел себя, как полный идиот". Хенрик решил пойти другим путем.
- Донелл боится, что у тебя будут неприятности?.. - как ни в чем ни бывало, спросил он.
Лицо Джулиана просветлело.
- Да, - с готовностью ответил он. - Видишь ли, его дядюшка, старый полковник Лонджи, когда-то пострадал именно из-за этого. Я пытался сказать ему, что там было другое время и другой король, но Донелл убежден, что в этом отношении ничего не меняется. Он говорит, что, стоит мне открыто выступить против существующих порядков, как вышестоящие сделают все возможное, чтобы любым путем заткнуть мне глотку.
- Ну, вообще - он в чем-то прав. Наверху не желают слышать, что у нас какие-то проблемы, особенно если для их устранения необходимы деньги. Больше всего им нравится решать вопросы, в которых вину можно свалить на низшее звено чиновников, а потом учинить начальственный разнос. Очень удобно: не несешь никаких убытков, наслаждаешься собственной властью, да еще и демонстрируешь, как ты заботишься о благе подчиненных. Тут-то они все - борцы за справедливость. Но как только речь заходит о деньгах, они становятся слепыми и глухими. И очень не любят тех, кто требует от них прозреть, - мрачно сказал ройт Ольгер. - Значит, Донелл уговорил тебя не связываться?
- Ну, не совсем так. Он долго злился и твердил, что я дурак, но я старался обратить все в шутку и доказывал ему, что он переоценивает риск и путает меня со своим дядюшкой. На это он только пожимал плечами, а потом сказал, что, если мне все-таки хватит глупости заняться этим делом, то он будет участвовать в нем наравне со мной. Если уж пропадать - то вместе. И вот тут мне стало страшно. Потому что я вдруг подумал - что, если он прав и все закончится именно так, как он предсказывал?.. Одно дело - рисковать собой, и совсем другое - втягивать в такие игры человека, который считает всю эту затею никому не нужным сумасбродством, но при этом все равно пойдет на это - исключительно ради меня. Хенрик, я не то чтобы считаю себя храбрецом, но мне всегда хватало хладнокровия и выдержки, чтобы поступать так, как я считаю правильным, и не теряться даже в самых сложных обстоятельствах. И, тем не менее, тогда я струсил, причем самым жалким образом.
В голосе Джулиана явственно звучала горечь - сдержанная, глубоко запрятанная, но при этом очевидная, как терпкий привкус в северных сортах вина. Хенрик покачал головой.
- Ты не струсил, Лай. Тревожиться за человека, которого любишь - это что угодно, но не трусость! Не трудись, я знаю, что ты сейчас скажешь... Что любой может использовать подобный аргумент, как отговорку или оправдание - я, мол, не за себя боюсь, поэтому я прав. Но мы ведь говорим не о словах, а о том, как они соотносятся с действительностью.
- А помнишь, в корпусе мы осуждали тех, кто ничего не делал, пока слуги Теодора высылали и казнили неугодных? - мрачно усмехнулся Джулиан. - А ведь они тоже заботились о своих близких. Потому что, стоило им выступить против творящегося беззакония - все эти близкие попали бы в застенки вместе с ними. Разве этот факт мешал нам называть их трусами?..
- Нет, не мешал, - признался Хенрик. - Но, в конце концов, нам было по пятнадцать лет, и мы судили в меру своего непонимания. Сейчас я думаю, что мы были не правы, когда мерили всех выживших одной и той же меркой. Это, может быть, и справедливо - в самом общем смысле слова - но как-то бесчеловечно. Кто-то промолчал, поскольку не видел смысла погибать из-за чужих людей. И прожил жизнь в самодовольной убежденности, что он все сделал правильно. А кто-то не пожалел бы самого себя, но был по рукам и ногам связан страхом за своих близких. И такой человек тоже молчал, только при этом мучался, винил себя и всячески старался как-то помочь тем, кто пострадал от Тео. Мы ставили этих людей на одну доску, а на самом деле между ними пролегает пропасть. Ты меня прости, но я сейчас скорее склонен осуждать себя тогдашнего, со своей возмутительной категоричностью, чем тебя с твоим страхом за Лонджи.
Договаривая эту фразу, Хенрик поймал себя на том, что внутренне принял отношения Лая и Донелла, как нечто естественное и не требующее никаких обоснований. Собственная недавняя растерянность теперь казалась непонятной, будто бы принадлежавшей не ему, а постороннему для него человеку. В сущности, что люди подразумевают, когда речь заходит о любви?.. Ну да, во многом - страсть, но кроме этого - ответственность за другого человека, нежность и самоотверженность. Кто вправе называть "неправильной" любовь, включающую в себя все эти чувства?
Дверь гулко хлопнула, и в комнату ворвался порыв ледяного ветра. Остановившийся на пороге Годвин - все еще покрытый мелкой снежной пылью после путешествия верхом - патетически-обвинительным жестом указал на Ольгера.
- Анри, я тебе уже говорил, что ты свинья?.. Я приезжаю в лагерь, и мне первым делом сообщают о приезде Лая. Я бросаюсь искать его по всем караулкам, битый час ношусь туда-сюда, свесив язык, как гончая, а потом выясняется, что ты попросту уволок его к себе! Спасибо, что хоть дверь не запер!.. Мог бы, вообще-то говоря, и обо мне подумать.
- Прости, но я никак не мог предположить, что ты будешь целый час носиться по Кронмору, прежде чем додумаешься зайти в мою комнату, - невозмутимо возразил ройт Ольгер.
Торис смешался.
