Можно снова наплевать на самого себя и "делать все возможное" ради кого-нибудь другого... Лишь бы не позволить самому себе задуматься о том, чего хотелось бы лично ему. Все время долг, долг, долг! Инсар... присяга... слово офицера, тьфу! И как ему не надоело?.. - злился Альк. - Может, не стоило ему мешать тогда, в горах? Умер бы за отечество, получил бы свой треклятый белый обелиск - чего еще для счастья нужно?!"
- Альк, ты в порядке?.. - спросил Ольгер, который, оказывается, уже какое-то время ехал, развернувшись в седле почти боком, и непонимающе смотрел на своего попутчика. - Я спросил тебя, устраивает ли тебя мой план, но ты так ничего и не ответил.
- Все нормально, - буркнул Альк, отводя взгляд. - Отличный план.
Больше они почти не разговаривали, не считая обсуждения вопросов о привалах и о выборе пути. Горные тропы, которые сперва казались Альку очень живописными, в конце концов приелись ему до оскомины, так что Свиридов перестал смотреть по сторонам и большую часть времени бесцельно пялился на острые, стоящие торчком уши своего мула, предаваясь невеселым размышлениям. Первая вспышка раздражения давно прошла, и Альк спросил себя, чего он, собственно, хотел от Ольгера? Чтобы тот попросил его остаться?.. Ну и бред. Нужно было вконец сойти с ума, чтобы представить себе что- нибудь подобное.
На пятый день их путешествия Альк начал узнавать места, по которым они проезжали. Здесь их маленький отряд прошел в то утро, когда они уходили из Вороньей крепости. Альк проверил свою догадку, поделившись этой мыслью с Ольгером, и ройт кивнул - "Да, мы почти приехали. Скоро увидим Браэннворн". На повороте, за которым уже можно было различить Воронью крепость, всадники наткнулись на высокую белую стеллу, установленную на уступе так, что ее можно было видеть и с дороги, и из крепости. Альк удивленно заморгал - он был готов поклясться, что в то утро, когда они покидали Браэннворн, никакой стеллы здесь в помине не было. Он вопросительно взглянул на своего попутчика, но Ольгер выглядел таким же озадаченным, как и он сам. Подъехав ближе, Альк увидел, что на белом, словно алебастр, камне вырезано несколько инсарских слов.
- Что там написано?.. - поинтересовался он у Ольгера. Тот несколько секунд молчал, глядя на камень, как на приведение.
- "Анри Героль д"Эрез", - негромко прочел он, в конце концов. - "Ройт Хенрик Ольгер".
Альк открыл рот. Потом закрыл его. А потом все-таки спросил:
- Так что, это и есть ваш Белый обелиск?..
Ройт Ольгер вздохнул так, что это было слышно даже Альку. Очевидно, благодарность за свое спасение не изменила его мнения об умственных способностях Свиридова.
- Поехали домой, - устало сказал он.
* * *
Ольгер задумчиво крутил в руках тяжелую серебряную вилку. Хенрику давно уже не приходилось оказываться в таком глупом положении - с одной стороны, ему очень хотелось есть, с другой - он чувствовал, что не сумеет впихнуть в себя больше ни кусочка. После нескольких недель, прожитых на одной овсянке, а потом дорожного пайка из сухарей, желудок словно бы скукожился, и через полчаса после начала праздничного ужина Ольгер почувствовал, что сейчас лопнет. Пришлось пренебречь приличиями, и, откинувшись на спинку кресла, незаметно расстегнуть мундир. Впрочем, это практически не омрачило его настроения. Бурная радость, с которой их встретили солдаты из Вороньей крепости, обрадовала ройта больше, чем он был готов признаться самому себе. Ольгер был счастлив обнаружить среди выживших всех тех, кого отправил к Каменным садам и Снежной голове, и с чувством пожал руки Томашу и Гирсу.
Чопорный полковник Ростин, назначенный новым комендантом Браэннворна, поначалу страшно растерялся из-за их приезда и смотрел на ройта так, как будто видел не обросшего и (что уж там) довольно грязного мужчину средних лет, а ожившую статую какого-нибудь древнего героя, а вот Маркус Кедеш повел себя неожиданно и крепко обнял сперва Ольгера, а после этого и Алька. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем потрясением, которое испытал Ольгер, когда на двор замка с тихим шелестом выкатилось кресло на колесиках. Сидевший в нем худой старик с седыми волосами, резким профилем и пристальным взглядом темно-серых глаз выглядел совершенно невоенным человеком - вместо формы на нем была какая-то потертая коричневая куртка, ноги были закутаны в клетчатый плед, а на щеках и подбородке оставалось несколько недобритых островков пегой щетины. Но все это не имело ни малейшего значения, поскольку этот человек был живой легендой Северной армии, героем Гедда и Кронмора. Ольгер видел маршала Бриссака всего пару раз за свою жизнь, всегда издалека, и никогда бы не подумал, что им доведется встретиться лицом к лицу. Еще труднее было бы вообразить, что несколько часов спустя они усядутся за один стол, и легендарный маршал станет подливать ему вина и уговаривать попробовать то или иное блюдо. В начале этого застолья общество Бриссака вызывало в Ольгере оцепенение, но красное гернийское вино из личного запаса коменданта Браэннворна быстро растопило лед. Есть ройт уже не мог, но отказаться пить было значительно сложнее - пили за Их Величеств, процветание инсарской армии, за избавление долины Тысячи Озер от нападения, за самого Хенрика Ольгера и его спутников... не поддержать любой из этих тостов было невозможно, так что в голове у Хенрика шумело все сильнее. Отвечая на расспросы маршала Бриссака, Ольгер рассказал соседям по столу о своей неудавшейся попытке притвориться белгским офицером и о встрече с Вайсом. Это потянуло за собой историю о том, как он провел несколько лет в плену у белгов, и впервые в жизни Хенрик рассказал эту историю, не испытав неловкости или досады за самую неприятную страницу своей биографии. Ольгер переживал вершинную, счастливую минуту своей жизни, когда все неудачи и потери кажутся не россыпью упущенных возможностей, а важными шагами, подводившими его к сегодняшнему дню. Это ощущение пьянило больше, чем вино.
