то в деталях интерьера, окружения, людей.
— О, прежде чем я осуществлю свой план, мне необходимо выполнить последнее желание моих гостей, а оно по всей видимости заключается в ответах.
— Да. Скажите, Вы убили Антона Жибарецки?
— Я.
— Но зачем?
— София, перестань, дорогая. — Лев снова аккуратно сжимает мою кисть, но почему? Мы ведь пришли сюда, чтобы во всем разобраться. Сердце выскакивает из груди. Не могу не признаться, что я возмущена. И тут вдруг понимаю: ФБР не в курсе о существовании кинетиков и их паразитов. Вот почему мужчины не стремятся много говорить.
Но мне нужны ответы. Нет ничего хуже тайны, которая притягивает словно магнит, высасывая последние соки жизни из своего узника.
Достаю прослушивающий элемент и раздавливаю между пальцев словно букашку, ужас на лице Сомова сначала пугает меня, но потом он растворяется, перетекая в осознание моего замысла. Пьер же просто апатично повторяет за нами. Мне жаль, мой друг, но я позже все объясню.
— Так за вами слежка? — Радник вскакивает с кресла и тут же отдает указание — Свяжись с Сиднеем, мне нужна срочная временная остановка минут на десять. — и снова к нам — Хотите знать правду?
— Безусловно!
— Тогда я вам ее покажу. — уже прилично взведенный, наш палач двигается в сторону темной лестницы, ведущей вниз. — Ведите их за мной.
Если бы не мои процедуры детоксикации, то я бы снова потеряла сознание от увиденного. Тошнота подступает к горлу, грудная боль сжимает сердце, а слезы пеленой закрывают глаза, я молча рыдаю. Внутри, где-то очень глубоко мое существо ревет словно младенец, оставшийся в одиночестве на всем белом свете.
Тысячи кинетиков лежат в капсулах подпольной лаборатории без сознания, подключенные к капельным системам с транквилизаторами. Все, кого я видела в Старом Холме находятся сейчас тут под абсолютным контролем этих деградантов.
— Но как? — еле выдавливаю из себя тихий вопрос.
— Мадам Кристина была так любезна, что передавала нам все подробности любовных разговоров с господином Пьером. Все ваши передвижения, места сборов, стратегии захвата.
Я на секунду верю этому мерзавцу, увидев боль разочарования на лице Пасабана, но тут же одергиваю себя.
— Ты лжешь. Твоим связным была Дорис. Кристина тут не при чем!
— А ты смышленая, юный кинетик. — как же отвратительно он смеется. На лице моего друга появляется надежда. — Но я не мог упустить шанс наблюдать за горем рыжеволосого любовника, уж очень он смешон в своей трогательной симпатии к милашке Оперного театра.
— Заткнись! — Пьер пытается наброситься на злобного палача с кулаками, но один из его верзил втыкает шприц с синей жидкостью в сонную артерию, и мой друг размякает и опускается на пол. Его тут же уносят в такую же капсулу, как и остальных.
Еле сдерживая свой гнев, я смотрю на Льва. Мой Учитель стоит позади меня, на его лице та же апатия, что у Пьера пять минут назад. Он больше не верит мне, не верит, что у меня есть план. Он смотрит на своих друзей там внизу под яркими операционными лампами, такой пустой и такой одинокий.
— Лев, ты мне нужен. — аккуратно касаюсь его мизинца, и проваливаюсь в реальность моего Учителя.
Теплый обнимающий свет, свежий и ласковый, каждая клеточка моего я существует в непосредственном контакте с его миром. Пора рассказать ему свой план.
— Лев, ты меня слышишь?
— София, почему мы здесь? Наша помощь нужна там. — он недоволен, и это понятно, но сейчас я все объясню.
— Сомов Лев Геннадьевич, послушайте меня внимательно. Я обещала спасти Вас, чтобы Вы спасли весь мир или переселили всех в новый мир. Но нас прижали к стенке. — Смотрю на моего Учителя, на его лице все еще пустота, безнадежность и тоска. — Антикинетики обезоружили нас, но продолжают жить за счет нашей энергии, они не могут убить нас, потому что мы им нужны, за счет нас они останавливают время, чтобы промышлять свои грязные политические делишки.
Сейчас Радник усыпит и нас, убьет Елизавету и весь ее отряд во временном коллапсе. Потом поставит Ширина на пост мера, позднее и Президента. Потом запустит военных роботов в сражение против афро-азиатского народа, начнется третья мировая война.
— Но какая им от этого выгода, ведь с каждой остановкой мир плотнеет, и скоро некому будет воевать?
— Мир уплотнится, но пройдут века прежде, чем это случится. Ведь подумай, много остановок создавали сами кинетики, мы потеряли себя, гоняясь за призраками себе подобных, и упраздняя собственные правила. А теперь, когда нас обезоружили и усыпили, антикинетики еще долго смогут творить спектакль на мировой арене, пожиная плоды в свои карманы.
— Ты права. Зло относительно.
— Как и добро, мой дорогой, но есть граница, которая все-таки указывает нам на различия.
