красная лампочка на приборной панели горела уже давно, как только мы взлетели. Сережа ее, конечно, видел, но не реагировал. Не реагировал и я, считая, что пилоту виднее и не стоит ему надоедать. Тем более завершение полета проходило в уже привычном для автожира режиме авторотации, когда бензин не требовался.
Встретить нас вышел человек, в котором я сразу определил уголовника. Но не по татуировкам на руках, не по впалым щекам и острым скулам — это все у него было, а по взгляду — заметно напряженному и сдержанному. Уже достаточно рассвело, напрягать зрение не было необходимости. А он напрягал. Такой взгляд обычно бывает у людей настороженных, ожидающих, что их могут обидеть, ждущих враждебного отношения к себе. Обычно такой взгляд бывает у людей, многократно битых и тертых жизнью.
За спиной человека стоял высокий, немного полный мужик в камуфлированной майке и такой же камуфлированной бейсбольной кепке. В руках он держал охотничье ружье с вертикальным расположением стволов, как я сразу определил, двенадцатого калибра.
Рядом с ним находилась сухощавая женщина, сжимающая в руках спортивный блочный лук[28] с наложенной на тетиву длинной стрелой из алюминиевой трубки. Стрела была без наконечника, но имела срез под острым углом — спортивная стрела. Я понял, что этот фермер с женой решили свое право на жизнь отстаивать серьезно и до конца, всеми имеющимися у них средствами. Но без нас они сделать этого не смогли бы. И это было еще одним оправданием наших действий.
Сережа выпрыгнул из кабины, шагнул навстречу хозяевам, протягивая руку. Лицо встречающего нас человека расслабилось. Рукопожатие было искренним.
— Не приехали? — спросил Сережа. — И не приедут…
— Почему не приедут? — раздался за воротами сухой и властный голос. — Приедут, и еще не раз, но нарвутся на то же самое. Они не привыкли получать отказы, но придется привыкать.
— Вот потому и не приедут… Боятся отпора… И авторитет твой сработал!
Из калитки вышел спокойный немолодой и полностью седой человек. Такой же худощавый и жилистый, как Кот, но имеющий более жесткий и властный взгляд. Взгляд, не признающий унижения. Я без труда догадался, что это и есть Суббота — «смотрящий» Туапсинского района.
Мы внутри группы заранее не договаривались хранить тайну побоища на дороге. Это казалось мне естественной необходимостью. Я сначала даже подумал, что ошибся в Логунове, и он, расслабившись, начнет рассказывать. Но он же профессиональный военный разведчик, который не говорит лишнего. И здесь должны играть свою роль две причины. Первая, и основная — ни к чему посторонним людям знать, кто сотворил все то, что произошло на дороге. На нас и без того понавешали много разного, в чем мы и не виноваты вовсе. И лишний груз нам на свои плечи брать не следует. Даже если мы сами этот груз создали. А разговоры обязательно пойдут. Здесь же, на хуторе, много людей, не имеющих отношения ни к «зоне», ни к спецназу ГРУ. Те же рабочие с фермы… А людям свойственно делиться информацией, которой не обладают другие. Это их над другими вроде бы как приподнимает. Мне такое положение казалось естественным и понятным, и я считал, что понятно оно должно быть всем в группе.
Вторая причина. Это дело обязательно вывело бы наших преследователей на наш след. И подтвердилось бы, что мы ищем контакты с десятой бригадой спецназа. Она же квартирует всего в двадцати пяти километрах от Горячего Ключа. С кем мы там могли поддерживать контакты? Только с новоиспеченным подполковником Оглоблиным. То есть, рассказывая о своих делах на хуторе, мы подставляли бы тем самым Николая Михайловича. И чтобы каким-то образом воздействовать на нового комбата, могли бы припомнить историю моего освобождения из автозака в Дагестане. Тогда угроза нависла бы и еще над двумя людьми: старшим сержантом Сережей Горюновым и сержантом Колей Лаптевым, которые тоже принимали участие в моем освобождении.
А дальше история раскручивалась бы по иной траектории. Моих старших лейтенантов отправили бы назад в «зону», и скорее всего вместе с Субботой и Котом, которые, пусть и не участвовали в побоище на дороге, тем не менее инициировали его.
Думаю, самому Субботе, как и нам, такое развитие событий было не по душе. И потому я только порадовался немногословности старшего лейтенанта Логунова…
Эпилог
Чтобы скрыть от хозяев хутора и их помощников настоящее положение вещей, нам потребовалось проявить настоящие актерские таланты. То есть устроиться отдыхать, поскольку бессонная ночь и нервное напряжение боя вызвали усталость организма, и никто не знает, когда нам потребуются силы, а, значит, восстановить их необходимо. И сделать это требовалось так, чтобы показать свою готовность к встрече с противником. При этом мы знали, что противник не появится, и не должны были своего знания выдать. При этом были опасения, что бойцам спецназа ГРУ, что прибыли на место, был дан и адрес, по которому менты и бандиты следовали, значит, их можно было ожидать на хуторе. А для такой встречи необходимо было спрятать оружие так, чтобы его даже спецназовцы найти не смогли.
