Где дух не водит рукой художника, там нет искусства.
Когда взберешься на высокую гору, перед тобой открывается огромное множество гор, на которые еще только предстоит забраться.
Глава 1
Эта история произошла два года назад. Я тогда переходил в шестой класс обычной школы и в третий класс «художки», то есть школы художественной.
Сейчас мне уже четырнадцать (почти), но я постоянно вспоминаю эту историю.
Конечно, я вам ее расскажу, раз начал. Только сначала немного о себе, чтобы было понятнее.
Я — единственный ребенок в семье. Дело обычное. Я — обыкновенный ребенок. Это родители у меня… не совсем обыкновенные.
Они — художники. Папа преподает в той самой художественной школе, где я учусь. Только он старается не работать в моем классе. «Чтобы уберечься от инфаркта и других ужасных болезней», как он говорит.
Папа пишет картины и участвует в выставках. О нем частенько появляются статьи в журналах, его имя печатают в каталогах. Можно сказать, что мой папа — известный художник. Но папа никогда не зазнается. Это признают все его друзья, а главное — мама.
У моих родителей есть мастерская. Она переделана из чердака и расположена на шестом этаже пятиэтажного дома. Наша квартира — на пятом. Сейчас родители очень боятся, что пятиэтажка попадет под снос.
Боятся… Потому, что квартиру конечно же нам дадут. Может, и лучше прежней. Только вот как двум художникам существовать без мастерской?
Ведь мастерская — как бы это сказать? — словно бы сердцевина, словно бы душа нашей жизни. И не только нашей, но и жизни наших друзей.
Вернее, друзей моих родителей, которых я считаю и своими друзьями.
Все наши друзья собираются у нас в мастерской. Ведь это такое чудо — иметь мастерскую!
У мастерской есть своя история. Родители оборудовали ее сами. «Путем длительных согласований и некоторых подношений», как выражается отец, родителям разрешили пробить дырку на чердак, подвести к дырке лестницу и обустроить его.
Это случилось, когда мне исполнилось лет пять. Я, конечно, ни «согласований», ни «подношений» не помню. Но вот радость родителей… этот самый «праздник пробития потолка» я помню.
Кажется, это вообще мое первое воспоминание детства. Все прыгают вокруг кучи камней на полу…
Это потом уже появились и полки, и большие стеклянные окна, и обитые деревом стены.
Появились мольберты и подрамники, холсты, палитры и все прочее, что обязано находиться в мастерской художника.
Художников!
Появился тот самый, непередаваемый запах художественной мастерской, который ни с каким другим запахом не спутаешь.
Мама тоже пишет картины, только реже, чем папа. Она в основном делает иллюстрации для книг. Для детских.
Было бы удивительно, если бы меня с первого класса обычной школы не определили в «художку». Я просидел два года в подготовительном классе, так как (чего уж тут скрывать!) особого рвения к рисованию не проявлял с самого начала. Отсюда и пошли папины высказывания про «инфаркт».
Мне нравились (и сейчас нравятся) автомобили, поезда, самолеты. Все, что движется, гудит, питается бензином и пр. С первого класса я начал собирать коллекцию машинок. Я знал, чем отличаются «жигули» разных моделей, не говоря уже об «ауди», «мерседесах», «тойотах» и прочих представителях отряда четырехколесных!
«Жена, тебе мальчика в роддоме не подменили?» — интересовался папа.
«Сам смотри… — вяло отмахивалась мама. — По крайней мере, в нашем роду машины различают только по цвету. Красненькая, синенькая…»
«А в нашем — по размеру, — вторил папа. — Большая, маленькая… Чей мальчик? Откуда мальчик?»
Когда я учился в первом классе, я на эти шуточки обижался. Потом перестал.
Пусть смеются! Конечно, меня не подменили. Я похож на них обоих — на отца и мать.
Я любил их обоих! (То есть люблю!) Они оба еще молодые… красивые, особенно мама!
Ради любви я сидел два года в подготовительном классе «художки»! А из-за чего еще можно там сидеть, штукатуря надоевшие натюрморты с
