кажется, никто не интересовался.
– Это же не насовсем? Потом можно будет поменяться? – запоздало спросил Генри у Эдварда, вспомнив, как Роза все время меняла своим куклам пару.
Эдвард покачал головой, не глядя на него, и хотел было что-то сказать, но замолчал, услышав сварливый голос Эммы.
– Вот чего ты добилась, – прошипела дочери Эмма. К Агате так никто и не подошел, да и самой Эмме Уилфред цветок не вручил, шумно суетясь вокруг Розы. – Все тебя боятся – немая, строптивая, год болталась неизвестно где. Что может быть хуже, чем без жениха остаться?
Судя по довольному виду Агаты, это было лучшим, что могло с ней произойти, но тут в разговор вмешался король.
– Не переживай, дитя мое. Сейчас найдем кого-нибудь, – сказал он, из чего Генри сделал вывод, что с пониманием того, кто что чувствует, у отца довольно плохо. – Симон, прошу. Дочь хранителя казны, великолепная партия. Цветы еще есть.
Он жестом подозвал парня, который, кажется, был настолько робким и медлительным, что всех невест разобрали, пока он решал, на какой остановиться. Симон посмотрел на Агату с ужасом. Судя по лицу Агаты, ужас был взаимным.
– Пап, не надо, – еле слышно уронил Эдвард. – Пусть ни за кого не выходит, если не хочет.
– Девушка не может «не хотеть» замуж, – веско сказал король. – За стенами никого достаточно высокородного мы не найдем, а он сын распорядителя дворцовых развлечений.
Семья уже толкала Симона в сторону Агаты – видимо, их впечатлило, что она сидит за королевским столом. Дородная женщина сунула ему в руку цветок, и Симон мелкими шагами пошел к Агате. Та с мычанием юркнула под стол.
– Папа, я тебя серьезно прошу. Ты же сам сказал, что нам нужны новые традиции, – сказал Эдвард, приподнимая скатерть. Агата вцепилась ему в ногу и тряслась так, что Генри чувствовал это коленом. – Давай введем вот такую: если невеста спряталась от жениха под столом, считать это знаком того, что замуж за этого парня она не хочет.
– Это уж слишком, – сурово покачал головой король и расправил плечи. Он не вовремя решил показать, что правителя надо слушаться. – Агата, вылезай. Симон, иди сюда.
– Может, сделаешь что-нибудь? – пробормотал Эдвард, развернувшись к Генри. – Ей всю жизнь придется с ним провести.
Генри вытаращил глаза. До него только сейчас дошло, что все происходящее – кажется, серьезное дело, а не еще одно дворцовое развлечение, чтобы убить время. Поэтому он поднялся и сделал единственное, что пришло ему в голову: сказал правду, надеясь, что это точно отвлечет всех от Агаты, сжавшейся под столом.
– Роберт не погиб. Освальд украл его и вырастил как своего сына, – выпалил Генри. – Ему нужен был разрушитель, и он забрал ребенка в тот день, когда дар впервые проявился. И дал ему другое имя. Мое.
Он перевел дыхание и в упор посмотрел на Эдварда. Генри был уверен, что тот сразу все сопоставит и поймет, но Эдвард смотрел на него с тем же суеверным ужасом, с каким смотрел в пещере на лютую тварь. Все замерли на месте, Симон спрятался за мать, Агата высунула голову из-под скатерти.
– Это я, отец. Я не умер, – пояснил Генри на случай, если выразился слишком туманно. Король смотрел на него, как на умалишенного, и Генри нахмурился. – Вы мне не верите? Я все помню, отец. Помню, как ты меня щекотал. И что на пятилетие мне подарили игрушечную сову. И что…
– Все это могли рассказать слуги. Генри, я понимаю, что вы хотите защитить Агату, но это немного слишком, – сухо проговорил король.
– Да почему вы не верите? – Генри крикнул это громче, чем собирался. Такой паники он не чувствовал еще никогда. – Потому что я не умею красиво говорить? Я всему научусь.
– Дело не в этом, – через силу проговорил король, комкая край скатерти. – Дело в том, что у моего сына глаза были серые, как у всех в нашей семье. А у вас они карие. Что угодно могло измениться, но не это.
Генри сглотнул. Он явно недооценил хитрость и предусмотрительность Освальда.
– Если Джоанна смогла заставить меня все забыть, она могла изменить мне цвет глаз, – выдавил Генри онемевшими губами.
– Или есть куда более простое объяснение, – устало сказал король и бездумно тронул висок, словно у него заболела голова. – Вы все придумали на ходу. Уверен, вы руководствовались лучшими побуждениями, но…
– Я не придумал, – замотал головой Генри. – Меч, тот самый, я нашел его, потому что вспомнил, где искать. Я помню, как мы…
Кресло рядом с ним опрокинулось с таким грохотом, что Генри вздрогнул. Он никогда еще не видел, чтобы Эдвард смотрел на кого-то с таким неподвижным, белым от ярости лицом.
– Заткнись, – выдавил он, еле шевеля губами. – Закрой рот. Я тебя убью, если не заткнешься.
Генри опустил взгляд на Агату и понял, что даже она ему не верит. Она была благодарна за вмешательство, но качала головой так, словно пыталась молча сказать: способ для этого он выбрал наихудший. Несколько секунд Генри казалось, что отчаяние сейчас просто убьет его на месте, но потухшая надежда вспыхнула снова.
– Я найду Джоанну и заставлю ее вернуть мне мой цвет глаз. И тогда вы мне поверите. Вы мне поверите, – без голоса пробормотал Генри, и Эдвард бросился на него.