подобного рода разница считается незначительной. Сходство же между этими двумя типами документов говорит о том, что правовая практика Поздней Античности распространялась в меровингской Галлии опосредованным путем. Исследователи считают, что в Поздней Античности церковь сохранила основы правовой и административной практики позднеримской империи, “ecdesia” способствовала их адаптации к новым реалиям, возникшим в процессе создания политической и правовой структуры варварских королевств{332}. Некоторые ученые подчеркивают значительную преемственность между грамотностью и административной практикой поздней Римской империи и тем, что возникло на ее обломках на Западе варварских королевств{333}. Изучение судебных записей Меровингских королевств свидетельствует об этом только отчасти; они показывают, что правовая практика и представления не заимствовались буквально, а адаптировались властителями и их окружением. Епископские синоды собирались для разрешения конфликтов, а королевский суд имел другое значение: он представлял из себя гибкую систему ритуалов, которые позволяли не только разрешать запутанные ситуации, но и согласовывать интересы различных группировок и устанавливать правовую практику. Королевский суд в меровингской Галлии VII в. являет собой пример того, как в Раннем Средневековье механизмы и институты королевской власти создавались из доступных представлений, ритуалов и правовых норм Поздней Античности{334}. Известно, что меровингские короли использовали римский ритуал входа в город (“adventus”) для подчеркивания своего статуса преемников провинциальной администрации Римской империи в Галлии. Их попытки символического поднесения подарков святыне св. Мартина в г. Тур в VI в. были местным вариантом императорских дарений, которые, как правило, направлялись папскому престолу в Риме{335}. Только отец Карла Великого Пипин III, майордом франкских королей, позднее и сам ставший королем, заложил дарениями папскому престолу в Риме основания для трансальпийской политики правителей Галлии{336}. Таким образом, многочисленные свидетельства рисуют картину адаптации позднеримских традиций, ритуалов и понятий меровингскими королями в VI–VII вв.{337} В качестве примера можно привести частные случаи идеологии власти, рассмотренные в разных работах{338}. Суд при участии короля франков является одним из примеров постепенной адаптации римской правовой практики к реалиям королевства франков. Но здесь важно подчеркнуть не только момент заимствования римских образцов. Практика власти выстраивалась гибко, в VII в. короли искали ритуалы, которые должны были помочь им подтвердить законность своего правления. Парадоксально, но в VII в. они находили эту легитимность в творческой адаптации римского опыта. Мимезис, подражание римским образцам (о котором упоминал Сидоний Аполлинарий при описании готского короля Алариха) стал особым «языком». На нем правители Галлии стремились выразить отношения со знатью и церковной иерархией своего королевства{339}. Практика разбора дел — пример того, что правители Галлии из рода Меровингов оказались способны понять римский, «имперский» язык власти и быть просвещенными (в римском смысле этого слова) государями. Но использование данного «языка», который выражал роль короля как верховного арбитра и хранителя мира, вовсе не требовало серьезных конфликтов. Судебные заседания и записи их результатов были важны для королей, а не только для сторон, участвовавших в конфликте, т.к. они подчеркивали один из важнейших аспектов воззрений на власть в эту эпоху.
Рассмотренные примеры показывают — для принятия решения король должен был лавировать между различными группами знати и представителями церкви. Состав суда менялся в зависимости от сложности дела, а также от того, чьи интересы были затронуты. Само решение, даже если оно принималось в присутствии короля, епископов и знати, могло быть заменено на противоположное в последний момент, если оказывалось, что хотя бы одна из юридических формальностей не оказалась соблюдена. Вероятность коррекции решения способствовала тому, что главным для суда был вовсе не приговор короля. Следование юридическим формальностям имело важнейшее значение. Аббат Хайнон должен был ждать в королевском суде три дня подряд от рассвета и до заката, чтобы ответчики, Амалберт и его сын Амальрик, показались на судебном заседании в 692–693 гг. Их отсутствие говорит о том, что представители знати отдавали себе отчет в главном — именно короли и их двор были хранителями верховной судебной власти. Единственным же способом избежать проигрыша являлось игнорирование процессов{340}. Большинство дел проходило со сложными перипетиями, которые вовсе не свидетельствовали о необоснованности претензий сторон, а скорее говорили о том, что королевский суд — место, где нормы права выковывались, а не только применялись{341}. Даже если судебное разбирательство носило в значительной степени «политический» характер (в смысле участия в нем сторон, которые, как известно из других источников, открыто боролись за влияние на короля), многое в исходе дела зависело от того, насколько стороны могли обосновать свои претензии с помощью документальных свидетельств. Например, когда Сен-Дени потребовал права на владение несколькими деревнями в 691 г., королевский суд решил, что в данном случае не имелось оснований для иска. В ходе заседания было показано, что ответчик владел землями только на правах прекария (“precarium”), после чего король Хлодвиг II передал дело на рассмотрение в соответствии с местными обычаями{342}. В этом случае король и его двор четко сознавали, что даже Сен-Дени, усыпальница меровингских властителей, не имел преимущественного права на получение решения в королевском суде, если дело монастыря было подсудно юридической инстанции более низшего уровня. Роль королей как верховных арбитров, призванных высказывать свое мнение только в случае конфликта юридических норм (так, как это происходило в случае с римскими императорами IV–V вв.), соблюдалась в достаточной мере.
Другая запись показывает, что значимость и престиж королевского суда зависели не столько от права выносить решение, сколько от способности согласовывать различные — подчас конфликтовавшие между собой — нормы права. Важно, были ли согласны с этим решением представители знати и клира. Например, «совет» из епископов и аристократов собрался, когда представители (“agentes”) Сен-Дени поссорились с Дрогоном, сыном майордома Пипина. Спор возник из-за собственности, которая ранее принадлежала Варину, графу Парижа и брату епископа Леодегара Отенского
