сам знаешь, что говорить.
Адвокат наконец замолчал, хмуро глядя в чашку. Антон смотрел, как раскрываются, расправляясь, чайные листья, сквозь них, как сквозь лес, дрожал свет фар едущей ночью машины. Значит, они ему не приснились, не привиделись.
– Странно. Ведь чтобы подготовить все это, нужно много времени. Откуда он узнал, что мы будем в коттедже Горчикова?
– В этой истории вообще много странного. Но мое дело – факты, а не сочинение триллеров про подростков. Преступник есть. Признание есть. Значит, все.
Наверное, Швед ждал дальнейших расспросов, благодарности, каких-то слов. Но Антону нечего было спрашивать, нечего сказать. Он чувствовал, как внутри него словно наматывается колючий шерстяной клубок.
– Спасибо вам, – выдавил Антон.
– Не благодари, – угрюмо ответил Швед. – Не уверен, что вытянул бы дело, скройся этот мужик с концами. Знаешь, – поделился он, – когда только начинал карьеру, после каждой истории хотелось тереться в душе мочалкой до крови, чтобы смыть с себя всю эту грязь. Но сегодня хочется заново родиться.
Антон кивнул.
– На Гущина зла не держи. Такое и во сне не приснится. Он обязан был копать. Мне пора ехать, – Швед встал, так и не притронувшись к чаю.
– Я не держу, – честно ответил Антон. – Что дальше?
– Следствие, суд. Думаю, в закрытом режиме. До вторника ты точно свободен. Дальше позвоню, будь на связи в любое время.
– Спасибо, – еще раз поблагодарил Антон. И все же спросил, уже когда Швед стоял в прихожей, поправляя воротничок белоснежной рубашки: – Вы как думаете, эти дети, они убили того мальчика?
– Ну, Антон, что теперь… Кто старое помянет, – Швед осекся, видимо вспомнив фото блондинки. – Там, конечно, подмазали все, что можно. Но никто ведь не обвинит десятилетних детей в убийстве.
– А то у взрослых мир рухнет?
Швед удивленно посмотрел на него, похлопал по плечу.
– Привет маме, – ответил он и побежал по лестнице, оставив Антона наедине с катающимся внутри клубком.
Он уехал в деревню. Бездумно лежал под вишнями, глядя в высокое июньское небо. В деревне не было телевизора, дед предпочитал книги, кроссворды и иногда радио «Маяк», которое, к счастью, обходило историю стороной.
– Ты чего такой смурной? – спрашивал дед. – Каникулы же начались.
Антон много раз открывал рот, но не знал, как начать, и в конце концов бросил эту затею.
Внутри наматывался и наматывался клубок.
В два дня он перекопал весь участок, подвязал саженцы и наколол дров.
– Ну силища молодецкая, – радовался дед. – Чего кручинишься, влюбился, Антош?
Антон так посмотрел на деда, что тот сразу смутился, спрятался за газету и пробормотал оттуда:
– Не лезу.
В сарае Антон отыскал инструменты и стал стругать птичек-свистулек. Пальцы не слушались, дерево не хотело принимать форму, становиться гладким, плавным, у Антона выходили обрубки, но занятые руки разгружали голову, ритм работы успокаивал.
Зло было словно брошенный в пруд камень, который покрылся илом, но круги от него все шли и шли к далеким берегам. Кто кинул этот камень первым, кто кинул следом. Круги накладывались друг на друга, пересекаясь.
В сеть все же что-то просочилось, Антон и нехотя, и жадно снова и снова читал скупые строки. Заголовки были один другого хуже: «Семь лет отмерь», «Холодное блюдо», «Горькая месть». Однажды, листая новости, наткнулся на видео какого-то ловкого журналюги.
Со слов Шведа, Антон ожидал увидеть огромного мужика с квадратной челюстью и стеклянными глазами. Но мужчина был самый обычный, крепкий, с моложавым, даже приятным лицом и на удивление обезоруживающим открытым взглядом.
Все видео составляла единственная фраза, видимо ответ на вопрос, не раскаивается ли он в содеянном. Он посмотрел прямо в камеру и сказал: «У меня был сын. А потом не стало».
Видео обрывалось, и клубок внутри у Антона катался все быстрее.
Он думал о Максе. Странный нелюдимый парень знал об этом мужчине, иначе бы не уехал. Что хотел сказать в столовой полгода назад, этой полуправдой о девочке Вале – предупредить? Или это был сговор, изысканный и заранее запланированный спектакль, где у каждого была своя роль? Или все эти шесть лет его мучило прошлое, круги на поверхности не давали выбраться на берег? Что хотел сказать последним напутствием? Постарайся жить… Как? Достойно? Не убивать? Не смотреть, как убивают? Антон не знал.
