Перед Пашкиным лицом потрясли бумагами. Кисло запахло перегаром.
– Всего-то несколько подписей, а? – бурчал Михалыч. – Все равно же подпишешь. Я тебя, сучонка, заставлю хоть зубами подписать, понимаешь?
Пашка все понимал. Его развели, как младенца. Втерлись в доверие, разузнали, что живет один в двушке, полученной от государства, споили до чертиков и собирались аккуратно переписать квартиру на другого хозяина. А с Пашкой что? В лучшем случае выбросят где-нибудь на вокзале без документов. В худшем… впрочем, Пашка прекрасно понимал, что будет в худшем. Машина у Михалыча вместительная, а свалки за городом он знал как свои пять пальцев. Никто не станет искать детдомовца. Тут и обычных-то людей, с мамами и папами, не всегда ищут.
За спиной Михалыча, в глубине квартиры, крутился Васька Дылда – сторож со стройки. Был это тридцатилетний детина ростом два метра, с длинными тонкими руками, широкими плечами и с головой, по форме похожей на грушу. Все верхние зубы у него были золотые, а спина – в наколках. Васька провел два года в дисбате и не переставал этим хвалиться. Со стройки воровал все, что плохо лежало. Об этом он, кстати, тоже рассказывал с нескрываемой гордостью.
– У государства надо красть! – говорил он. – Потому что государство само ничего не даст!
Васька выглядел как человек, который запросто может убить. Два часа назад он положил перед Пашкой документы на передачу собственности и вкрадчиво поинтересовался:
– Подпишешь?
Был разгар веселого предновогоднего празднования. Пашка, честно сказать, уже порядком опьянел и собирался подремать немного на диване у елки. Как раз до боя курантов.
– Это что? – спросил он, наполняя рюмку водкой.
– Подарок. Нам с Михалычем. От тебя. – Васька ухмыльнулся, обнажая ряд золотых зубов. Недобрая у него вышла ухмылка.
Михалыч протягивал ручку. Взгляд у него был трезвый и совсем не веселый. Пашка попытался ухмыльнуться.
– Ребят, – сказал он, – это шутки у вас такие, да?
Любой детдомовец знает такие истории. Про черных риэлторов. Участковый, который приходил к Пашке каждые полгода до его двадцатилетия, как бы нехотя рассказывал об одном пареньке, который тоже из сирот. У него была однушка в двух кварталах отсюда. Работал себе программистом, никого не трогал. А потом пропал. В квартире поселились какие-то женщины азиатской наружности, числом шесть человек, и бумажку о собственности показывали, мол, парнишка переписал квартиру на некоего Исламбека Кизиевича, а сам уехал на Урал искать родственников. Через три месяца его нашли на свалке. Вернее, то, что не успели сожрать собаки и склевать вороны… Эти мысли промелькнули в одурманенной алкоголем голове Пашки и сложились в единую картинку. Он рванул к двери, но ему наперерез уже бежал Михалыч. Васька Дылда с грохотом отшвырнул стул, прыгнул, сбил с ног. Пашка почувствовал, как Васькин кулак ударяется о губы, рвет кожу и с хрустом вышибает зубы. Пашку скрутили, связали руки, протащили через кухню в комнату и усадили спиной к шкафу. Михалыч, с раскрасневшимся лицом и запыхавшийся, матерился. Васька же Дылда, потирая костяшки пальцев, продолжал ухмыляться. Пашке показалось, что квартира наполнилась запахом гнили и отходов. Как на свалке, где он скоро, должно быть, окажется. В разных пакетах.
2
Михалыч присел перед Пашкой на корточки.
– Водку будешь? – спросил он. – С лимоном, а? Нормально так, от души предлагаю.
Пашка закашлял, чувствуя, как шатаются нижние передние зубы. В голове шумело. Руки его были связаны так крепко, что запястья начинали синеть. Левым глазом он видел набухающие темные прожилки, что разбегались под кожей.
– Дай воды просто…
– А подпишешь? Пашка, друг, я тебе и воды дам, и коньяку налью хорошего, с закуской, все дела. Селедочки поедим, шампанского на куранты откроем. Ты же пойми, всего несколько подписей, и вернемся за стол, посидим, как люди!
Из глубины квартиры раздался писклявый голос Васьки:
– Михалыч, что ты с ним возишься! Дай я с ним поговорю! Ну, не понимает человек по-хорошему, видишь же. Есть такие, упертые, человеческого языка не знают! А этот вообще дебил. Ты видел его спальню? Там все машинками заставлено. Модельки эти, которые собирать надо. Штук тридцать, не меньше. Все в коробках! Нормальный человек будет такое хранить? Мы ему одолжение делаем, что эту квартиру потом вычистим и вымоем, хороших людей впустим, уважаемых. А он?..
– Видишь? – вздохнул Михалыч. – Если Ваське сказать, он тебе уши отрежет. Вообще беспредельщик. Давай между мной и тобой, по-тихому, подпишем и разбежимся. Не доводи до греха.
Пашка закашлял снова. Изо рта брызнула кровь. Видимо, когда его били, зацепили что-то внутри.
