– Ты же обещал, что поговоришь с ним. Мне страшно, Игорь. Происходит что-то нехорошее. Очень нехорошее. Иногда мне кажется, это «что-то» – хуже лейкемии.
12
В офисе было тише обычного. Верный признак приближения больших перемен. Второй час Алексей перечислял неприятные факты, и без того известные Игорю. Только факты – задачи без решений.
– Суд запускает банкротство. На следующем заседании будут рассматривать кандидатуру конкурсного управляющего. Мы не вырулим, Андреевич. Ваш заем, извините за прямоту, потянул и без того перегруженную лодку на дно.
– Со «Сбербанком» говорил?
– Кто даст кредит обложенным судебными решениями застройщикам? Мне нравится, что вы снова в теме. Но, боюсь, слишком поздно.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал Игорь.
Тривиальное «Никогда не сдавайся». Не более того. Миллион, максимум два можно было бы попытаться занять. Процентов под тридцать. Но это ничего не даст. Ему нужно как минимум пятнадцать.
Мысли перебил телефонный звонок.
– Извини, – сказал Игорь и взял трубку.
Аня кричала и плакала одновременно.
– Игорь! Умоляю тебя, приезжай. Я больше не могу так.
– Что случилось?
– Артем. Он загнал меня в ванну, сел под дверью и рычит как собака.
– Аня, ты вообще понимаешь, что ты сейчас говоришь? Ты испугалась двухлетнего ребенка?
– Он не ребенок, Игорь. Он не ребенок.
13
Аня была на кухне. На столе перед ней стояла кружка с чаем. Ложка звонко билась о края кружки, накручивая круги. Аня безразлично посмотрела на него и отвернулась.
– Что случилось? – спросил Игорь.
Дыхание сбилось. Кровь стучала в ушах. От машины до кухни он бежал сломя голову.
– Это не Артем. Это не он. Может даже, это совсем и не ребенок.
Дважды сказанная острота превращается в глупость, а дважды сказанная глупость? В диагноз? Жена выглядела сейчас даже хуже, чем два дня назад во дворе.
– Он опять заговорил со мной. Говорил всякую гадость и чушь. Угрожал. Обещал убить. А потом вылез из манежа.
– Ты в своем уме? Он же еле ползает.
– Да. Обычно он еле ползает.
Ложка ни на секунду не прекращала движение.
Был ли это затянувшийся нервный срыв или прогрессирующее расстройство, не важно. В любом случае Анна нуждалась в помощи психолога. Или психиатра.
– Знаешь, у меня такое чувство, что, вернув ребенка, я потерял жену. Ты понимаешь, что с тобой происходит? Это и есть когнитивный диссонанс. Ты сама мне рассказывала о нем. Когда дела шли совсем плохо, ты мысленно похоронила ребенка. А теперь, когда он снова с нами, никак не можешь это принять.
– Нет никакого диссонанса, Игорь. Нам надо поговорить с этим проклятым врачом. Во что бы то ни стало. Я уверена, он знает, в чем дело. Сделай хоть что-нибудь, Игорь. Я не могу так больше. Просто не могу. Понимаешь?
Игорь подошел к окну и выглянул на улицу. На острых пиках забора играл лунный свет. Он вспомнил, как заказал сварщикам сделать забор выше стандартного. Но ни пяти-, ни десятиметровым штакетником не отгородишься от несчастий.
