Сев на диван, она лишь через несколько секунд сумела выдавить:
— Пропало Это…
— В смысле — что?
Другого названия у Этого не было.
— Черная коробочка размером с кирпич, с мигающим раз в час зеленым светодиодом.
Полицейский подозрительно взглянул на нее.
— Для чего служил это предмет? Он ценный?
Кинга открыла рот и тут же его закрыла — она не знала, для чего служит Это, и ценное ли оно. Она даже не знала, как назвать Это, чтобы полицейский понял.
— Это был электронный… жесткий диск моего мужа. Муж погиб год назад, а это была память. Последняя память о нем.
Полицейский без особой убежденности заполнил несколько страниц документов и дал ей подписать. В конце он сказал, что несмотря на все их, то есть полиции, усилия, подобное порой случается. Вручив ей визитку слесаря, чтобы она поменяла замки, он вышел, забрав остальных с собой.
Кинга почувствовала, что у нее отобрали кусочек ее мира. До возвращения Марыси она тупо сидела, бессмысленно таращась на оставшееся от Этого пустое место.
— Мариуш не хотел ничего говорить, — сказала дочь, едва войдя в квартиру. — И был напуган до смерти. Он меня избегал, а когда я приперла его к стенке, сказал, чтобы я забыла о коробочке и о видеозаписи, потому что от этого могут быть проблемы. — Только теперь она заметила, что мать ведет себя еще более странно, чем обычно. — Что случилось?
— Забрали Это, — Кинга показала на полку возле телевизора. — Взломали дверь и забрали.
Марыся посмотрела на пустое место, вернулась к двери и увидела поврежденный замок.
— Что-нибудь еще пропало? — спросила она.
Кинга отрицательно покачала головой и бросилась к зазвонившему телефону.
— Да?!
— Я расследую это дело с самого начала, — прошептал голос в трубке. Это не был голос Ромека. — Расследую тайно. Только теперь я позволил себе впервые выйти на связь. Вам грозит опасность.
— Кто вы?
— Это несущественно. И опасно. Если я знаю, что ту запись сделал пассажир с места двадцать шесть-це, узнают и они. Ибо это можно подсчитать — число рядов, угол, под которым велась съемка. Все можно подсчитать. Я строил модели, схемы. Даже летал на точно таком же самолете. Я добрался до документов, секретных документов. Я знаю, что ваш муж сидел на месте двадцать шесть-це. С этого места велась съемка. В том самолете оказалось нечто, что от них ускользнуло. Нечто секретное. Потому он и упал, потому затем погибли уже три человека. А если потребуется, может погибнуть и больше. Это их методы. Они действуют на других уровнях. Они выше закона.
— Кто — они?
— Ну… они. Они. Вы их не знаете. Лучше вообще их не знать. Нельзя узнать о них и жить дальше по-прежнему. Они выяснят, что это вы, и найдут вас.
— Они уже тут были, — тихо проговорила она.
В ответ незнакомец отключился. Кинга медленно положила телефон. Секунд через пятнадцать он зазвонил снова.
— Привет, милая. Это я.
— Ромек?! Ромек… Я так рада, что это ты, — она опустилась на диван. — Господи, как я рада! Ты снова стал звонить чаще. Как дела?
— Я звоню, чтобы попрощаться.
— Почему? Как?
— Похоже, все заканчивается. Мне так кажется. Я странно себя чувствую. Я так мало знаю… будто не до конца проснулся.
Марыся потянулась к телефону, и Кинга замахала рукой, чтобы дочь приложила ухо к его корпусу.
— Ты в больнице? Может, тебе дают какие-то одурманивающие средства?
— Я знаю, где я. Но не приезжай сюда. Похоже, мне очень плохо. Уже недолго осталось.
— Скажи, где ты. Только скажи, где! Умоляю!
— Это небезопасно…
— Неважно! Я хочу приехать! Где ты?
— На улице Флиса, двести тридцать пять. По крайней мере это последний адрес, который я помню.
— Не разъединяйся. Я сейчас приеду. Сейчас буду.
— Мне пора заканчивать.
