Мне не составило большого труда переориентировать его на противоположное направление. День за днем я подталкивал его к выводу, что птицы, которых он мог наблюдать в весеннем небе, суть демонические создания и флюгер, на который он ориентировался, их воплощение в куске дерева. В то время как умерший лама был святой. Напрашивался очевидный вывод: появились новые знаки, требующие изменения маршрута.
Наконец Кхундглег объявил о дне нового предсказания, на котором он публично закрылся в шатре и вошел в глубокую медитацию для очередного поиска воплощения умершего ламы. Спустя несколько часов, выйдя из своей медитации, он объявил об изменении маршрута, чем вызвал откровенный восторг у всей обслуги.
Караван свернул на юг и уже через месяц наткнулся на крупное поселение фермеров и торговцев. Где и обнаружились целых четыре кандидата на воплощение ламы. Двое были отсеяны сразу ввиду врожденных дефектов головного мозга, но оставшихся двоих нужно было проверять на наличие знаков, указывающих на возможное воплощение. У одного было явное преимущество — необычный знак на теле…
— Такрон, пожалуйста, прекрати, — Эрик обхватил голову руками, — я думаю, что ты сейчас пытаешься разрушить мое представление о буддизме как о чем-то подлинном, существующим наравне с христианством и исламом.
— Вовсе нет. Ты ошибаешься, — невозмутимо возразил Такрон, — я говорю не о буддизме или ламаизме. Я рассказываю тебе об укладе жизни в ламаистском государстве. Я знаю точно, что Будда существовал и был праведником и человеком, достигшим высшей формы внутренней чистоты. С чего ты решил, что правление лам в Тибете — это то же самое?
— Но всем известно, что Далай-лама в изгнании — духовный отец всех буддистов.
Такрон громко и искренне расхохотался.
— Я бы не советовал тебе публично утверждать подобное где-нибудь на Шри-Ланке или в Таиланде. Отцом всех буддистов его, наверное, называют в газетах, или где-нибудь в ООН и, конечно, в ламаистских монастырях. В Китае, где буддизм — одна из основных религий даже среди коммунистов, нет такого мнения. Ламаизм много где распространен. Наверное, там он и «отец». Но я уже говорил тебе, что ламаизм, как одна из ветвей буддизма Ваджраяны — не то же самое, что государство под управлением лам. Тем более, что оно уже в прошлом. Ламаистское государство не возродится никогда.
— Хорошо, — Эрик примирительно махнул рукой. — Ты упоминал знаки, которые могут быть найдены на детях, воплощениях лам. Что это?
— У одного из мальчиков — претендентов на правой лопатке обнаружилось родимое пятно необычной формы.
— Пятно как у умершего ламы?
— Не думаю, что кто-то из каравана когда-либо рассматривал лопатку ламы. Пятно было у мальчика. Очень необычное.
— Но при чем здесь умерший лама? — Эрик почувствовал, что начинает испытывать раздражение.
— Лама, конечно, ни при чем. Но согласись, что родимое пятно необычной формы — очень сильный знак. Его нельзя игнорировать.
Эрик понимающе хмыкнул.
— И что, так происходило всегда? — спросил он Такрона.
— Более или менее похоже, — подтвердил шаман. — Кстати, этот мальчик все-таки был признан воплощением умершего, и, знаешь, я слышал, что он действительно вырос в очень добродетельного, умного и милосердного ламу. Кроме того, я знаю точно, он обладал очень сильными способностями к постижению Дхармы. Так что, может быть, это ламаистское предсказание работает. За почти тысячу лет правления Тибетом они могли освоить некоторые практики прорицания. И роль, которую я сыграл в этих поисках, могла быть каким-то образом учтена в этом действе.
Я просто рассказал тебе, что видел своими глазами. Очень часто случалось так, что выбранное воплощение умершего ламы, впервые попав в покои усопшего, знало такие детали о жизни или вещах ламы, которые просто знать не могло. Однако все это известно только со слов все тех же лам. Неплохо бы спросить Лугонга, как это возможно…
Эрик протиснулся под навес, прилег на свой лежак. Ночь уже полностью вступила в свои права, и тень фигуры Такрона, сидящего у костра, металась по тесному пространству между валунами, повинуясь языкам пламени. Он попробовал представить себе: смог бы он сам жить в горах отшельником, среди всей этой нечисти и диких зверей? В полном одиночестве. Может быть, и смог, если бы был шаманом.
— Такрон! — позвал он старика. — Я думал, что после воцарения буддизма в Тибете все шены, кто выжил, были изгнаны или сами ушли. Но, судя по твоим рассказам, их осталось немало.
— Большинство ушли, — подтвердил Такрон. — Однако за время сосуществования с шаманами в Тибете ламаизм впитал слишком многое из бон. Со времени первого Далай-ламы, особых гонений на шенов уже не было. Тем более, что сами буддисты вовсю принялись практиковать магию и шаманить. Для оставшихся шенов такое положение было достаточно благоприятным. Даже внешне ламы-колдуны, как я тебе уже говорил, копировали тибетских шаманов, включая ритуальную одежду, атрибуты и даже начесанные волосы. Некоторые из них даже не мылись, стараясь выглядеть дико и устрашающе.
— Все это никак не увязывается у меня с образом буддиста. И вообще с буддизмом, — сказал Эрик.
— Так было только в Тибете. В других странах, где есть общины и монастыри ламаистов, жизнь, как правило, строга, добродетельна и наполнена благочестивыми ритуалами. Ты не встретишь скачущего в диком танце ламу-колдуна, одетого в шаманские одежды и орущего заклинания в ночи.
Уже засыпая, Эрик тихо засмеялся, представив себе полицейских с дубинками, гоняющимися за бесноватым шаманом со всклокоченными волосами вокруг дацана в Дюссельдорфе.
