делегации сами Романовы благодаря подвигу Ивана Сусанина чудом спаслись от шайки убийц и мародеров. Сам избранный царь "с великим гневом и плачем" также решительно отказался от предложенной чести быть государем страны, в которой "боляре и воеводы в самовластии блудяху". Лишь после многочасовых уговоров Марфа согласилась, и Михаил поехал в Москву, на тот момент представлявшую собой выжженную пустыню. Его короновали в Успенском соборе, где еще заметны были следы разорения. Постепенно страна, которая недавно чуть не исчезла с карты мира, начала возрождаться. Она поднялась из руин даже при слабой власти царя, в условиях войны с мощной Речью Посполитой (в 1618 году польско-литовские войска во главе с королевичем Владиславом, по-прежнему претендовавшим на русский трон, дошли до Арбата, где их с трудом остановили полки московских воевод). Но уже при сыне Михаила — царе Алексее — Россия превратилась в самостоятельное, сильное государство. Значит, у народа и власти хватило внутренней силы возродить страну из пепла, значит, это была жизнеспособная система.
Отметим основные черты политического строя России XVII века, избегая упрощенного славянофильства. Самое главное: первые Романовы не правили Россией самовластно, как впоследствии Петр и его преемники. После Смуты постепенно сложилась довольно гибкая политическая система, обеспечивающая качественное взаимодействие и функционирование всех властных институций тогдашней России. За практикой управления стояли правовые, хотя и не всегда письменно зафиксированные отношения государя, элиты, сословий и всей земли. Эти весьма эффективные и сбалансированные отношения учитывали весь спектр возможных факторов — личностных, родственных, имущественных, религиозных и других. Важные решения проходили общественную апробацию. Земские соборы как регулярные съезды выборных от всей земли, постоянно действующая Боярская дума и ее палаты и комиссии, дворянские и городовые корпорации были действенными институциями, гармонизирующими властную вертикаль. По различным каналам — посредством выборов и согласованных мнений сословий на Земских соборах, боярских совещаний с царем и без него, коллективных челобитных служилых дворян и посадских людей, в крайних случаях даже через требования участников бунтов (а без этого массовые движения не обходились) — верховная власть постоянно получала сигналы от общества, с учетом его интересов корректировала свою политику, стремясь к балансу собственных, государственных и сословных интересов.
Петр полностью разрушил этот устоявшийся десятилетиями баланс, он уничтожил связи разных страт общества и тем самым ликвидировал всю систему сдержек и противовесов, препятствовавшую усилению режима самовластия и тирании. Невозможно представить себе, чтобы в XVII веке выборными от всей земли был принят такой фантастический указ о престолонаследии, который огласила в 1731 году императрица Анна Иоанновна: по ее воле престол должен был перейти к еще не родившемуся (!) сыну ее малолетней племянницы Анны Леопольдовны, которая будет выдана в будущем за еще не известного никому иностранного принца. Только через девять лет Анна Леопольдовна, выданная замуж за принца Антона Ульриха Брауншвейгского, родила мальчика Ивана Антоновича. А если бы она была бездетна или родила девочку?
Было несколько причин, способствовавших гибели сословной государственности XVII века. Во-первых, сыграло роль противостояние кланов Милославских и Нарышкиных. Этот крайне вредный для государства конфликт расшатал элитарное единство правящей верхушки, чего не случалось в России со времен Смуты, даже во время кризиса времен Раскола.
Во-вторых, для будущего России не прошло даром трудное детство и юношество Петра, сформировавшие у него страх и ненависть по отношению к традиционной России с ее государственными институтами и обычаями. Эта ненависть, порой бессознательная, немотивированная и неаргументированная, стала решающим фактором не просто обновления России, о чем уже говорилось, но и разрушения старой системы, которая тем не менее даже при Петре худо-бедно функционировала. Общеизвестно, что решившую судьбу страны победу под Полтавой летом 1709 года в значительной степени осуществили старая армия и старый государственный аппарат, еще не претерпевшие кардинальных перемен.
В-третьих, в решающий момент проявилась политическая немощь элиты, обессиленной борьбой двух кланов и хованщиной. Среди политиков того времени не оказалось сильных, неангажированных фигур, которые могли бы защитить общепринятые нормы взаимоотношений самодержца и общества. Бояр того времени можно понять — они пеклись о своей голове, ибо в условиях кланового противостояния сама попытка "урезонить" царя могла быть расценена как выступление против Петра на стороне ненавистных ему Милославских.
В-четвертых, одной из причин разрушения Старого порядка стало то, что допетровская традиционная система государственных и общественных отношений не отлилась в устойчивые нормы, отраженные в письменном праве и закрепленные в юридической практике. К моменту прихода Петра к власти процесс юридического оформления политических институций затянулся. Земские соборы как прообраз парламента не обрели четкости и структурированности. Боярской думе также не удалось преодолеть свою аморфность и приобрести устойчивые формы, способные превратить ее в высший представительный орган сословного типа, подобно палате лордов. Одновременно, при явном росте значения неродовитой служилой бюрократии и очевидной бюрократизации, Боярская дума не превратилась и в чисто бюрократическое учреждение типа постоянного совета высшего чиновничества, который координировал государственное управление, хотя, конечно, появление Расправной палаты как постоянного "судебного департамента" Боярской думы свидетельствовало о движении в этом направлении. Но это движение было резко прервано Петром.
Поначалу Петр считался с Боярской думой, прибегал к ней (вспомним, что в 1696 году именно она приняла столь важное для страны решение о начале строительства флота). Вернувшись из-за границы в 1698 году, царь для введения режима самовластия воспользовался так называемым мятежом стрельцов, который вовсе не был попыткой государственного переворота (как его изобразили следственные комиссии, сидевшие в застенках Преображенского), а лишь формой коллективной челобитной московских стрельцов, оказавшихся вдали от дома в тяжелых условиях. В этот момент в сознании Петра ожили детские страхи мая 1682 года, ночные кошмары августа 1689 года, и он как бы разорвал виртуальный "договор", который всегда существует между правителем и
