Счастливы неимущие (Евангелие от Матвея)

«Дорчестере», а вы дальше можете прокомментировать.

О.: Нет, никакого комментария не будет.

В.: Вы подождите, вы подождите, я вам сейчас расскажу нашу позицию, а потом, может быть, вы захотите прокомментировать. Значит, условия согласования на самом деле уже были согласованы в принципе не очень детально между Абрамовичем, Дерипаской за несколько дней до встречи в «Дорчестере» без какого-либо участия с вашей стороны. И вы ничего не знаете вообще об условиях и содержании этого документа. Хотите прокомментировать?

О.: Нет, ничего не буду комментировать.

В.: Вы приехали на встречу через час после всех, вы запоздали.

Судья Элизабет Глостер: Вы согласны, что вы опоздали на час?

О.: Да, да. Меньше чем на час. И опять же мое впечатление такое — я приехал с судебного заседания, это было дело Forbes, и я был под впечатлением этого судебного заседания.

В.: Значит, на встрече не велись переговоры относительно условий слияния, потому что эти условия уже были в принципе согласованы за 10 дней до этого, и подробности обсуждались членами рабочей группы.

О.: Неправильно, это неправильно.

В.: Значит, на этой встрече… обсуждался вопрос об «алюминиевых войнах».

О.: Ну, мы обсуждали то, о чем мы с вами уже говорили. Я перечислил все те моменты, которые мы обсудили в «Дорчестере».

Судья Элизабет Глостер: Вы про «алюминиевые войны» конкретно говорили?

О.: Мы обсуждали слияние алюминиевых активов между Дерипаской и нашей группой.

Судья Элизабет Глостер: Но «алюминиевые войны» обсуждались?

Г-н Рабиновитц: Господин Сампшн, вы поясните, что вы имеете в виду?

Г-н Сампшн: «Алюминиевые войны» — это такое выражение, которое используется в свидетельских показаниях с обеих сторон в рамках производства по данному делу для описания этого рэкета и беззакония, которые царили в алюминиевой отрасли за несколько лет до того.

О.: Я прошу прощения, я не понял сразу это слово. Вы знаете, я не помню совершенно, чтоб мы обсуждали это. Я помню, когда Абрамович впервые пришел… нет, я сейчас не про «Дорчестер» говорю, а когда он впервые вообще пришел к нам с предложением, он сказал: «Борис, там куча конфликтов вокруг алюминия (не войны). Поэтому лучше было бы слиться, потому что мы тогда снизим существующую напряженность. У нас отличный, фантастический бизнес, и нам удастся таким образом сократить уровень напряженности».

Я всегда выступал за слияние. Помните слияние ЮКОСа, «Сибнефти», первый раз, когда мы сливались, когда мы «женились» с ними, — я тоже поддерживал это. Для меня с политической точки зрения это было важно. Мы сократим существующие в отрасли напряженности, создадим одну из крупнейших в мире компаний.

Судья Элизабет Глостер: Вы хотите сказать, что вопрос об «алюминиевых войнах» не обсуждался?

О.: Нет, мы не обсуждали в «Дорчестере» этот вопрос.

Г-н Сампшн: Другие присутствующие показывают, что вы обсуждали.

О.: Ну и ладно. Что я могу с этим сделать? Что я могу сделать с другими свидетелями?

В.: Вы говорите, что вы договаривались о том, чтобы не продавать свою долю без согласия других сторон, и этот момент был для вас ключевым, важным.

О.: Да, вы правы.

В.: Скажите, пожалуйста, почему вы это не отразили в изначальном тексте вашего искового заявления?

О.: Не знаю.

В.: А вы своим юристам говорили о том, что такая договоренность была?

О.: Если они мне задавали вопрос, то наверняка я им говорил. Если они не задавали вопрос, то, может, я им и не говорил про это.

В.: Ну, они же не могли вас спросить: была договоренность или не было договоренности относительно того, нужно согласие других сторон или нет? Наверняка вы в инициативном порядке им об этом сказали.

О.: Господин Сампшн, я уже вам ответил, причем я ответил четко. Я отвечал на вопросы своих юристов. И если они мне задавали вопрос, то нет сомнения в том, что я на их вопросы отвечал.

В.: То есть ваша позиция состоит в том, что в отношении этих устных договоренностей вы просто там тихо сидели и ждали, пока юристы придумают какой-нибудь вопрос, чтобы вам его задать?

О.: Нет, господин Сампшн, я говорю, что какие-то моменты я, может быть, забыл. А дальше уже возникает вопрос о том, как юристы понимают то, что я говорю, и какие вопросы они мне задают.