О.: Ну, я думаю, что мы здесь догадки строим. Что я точно помню, то, что беседа строилась вокруг того, что необходимо передать долю в 49 % и контроль, поскольку господин Путин хотел, насколько я мог догадаться, сам управлять ОРТ.
В.: В своих показаниях вы говорите, что вы три раза посещали Кап д’Антиб в конце 2000 года.
О.: Да-да, совершенно верно.
В.: Вы говорите, что вы были в гостях у господина Березовского 11 ноября, и пока вы находились там, он получил повестку явиться в суд в качестве свидетеля в разбирательстве по «Аэрофлоту».
О.: Да, совершенно верно.
В.: На самом деле господин Березовский знал с конца октября, что государство собиралось инициировать расследование в отношении дел «Аэрофлота», не так ли?
О.: Я думаю, что официальную повестку прислали гораздо позже. Я совершенно точно помню, хотя я могу ошибаться, было две повестки: одна для господина Березовского, другая — для Гусинского. И господин Гусинский (в тот момент был уже в Испании) сразу сказал, что он не собирается являться по повестке.
В.: Господин Березовский говорит в своих показаниях (это параграф 331): «в тот же день, когда я уехал из России…». Это был конец октября. «… Заместитель прокурора Колмогоров заявил по телевидению о том, что против меня будет инициировано разбирательство» и «…на следующий день меня вызвали, чтобы предстать перед судом 13 ноября 2000 года». У нас есть отчеты в прессе, что это произошло в конце октября: было заявление, что против него будет инициировано уголовное преследование.
О.: Насколько я помню, заявление о намерении возбудить уголовное дело против Березовского, возможно, было, но в то же время я четко помню, что его юридический статус по поводу этого разбирательства в тот момент был в качестве свидетеля и что возможность того, что его арестуют, например, и предъявят обвинение, — он сам это не учитывал — и очень трудно было его отговорить от того, чтобы вылетать в Москву в тот день.
В.: Вы видите устные показания господина Березовского, видите, вот показания в протоколе? Это 7-й день, 22-я страница. Он показывал, что он определенно знал к тому моменту, что ему и господину Глушкову предъявят обвинение.
О.: Я не могу прокомментировать. Когда я приехал на Кап д’Антиб утром того дня, у него уже был готов самолет для вылета в Москву. И у нас произошло большое обсуждение в то утро, надо ли ему ехать или не надо. Он хотел вылетать в Москву. Он не хотел представлять это так, что он убегает и таким образом не хочет признавать свою вину. Вторая причина была, конечно, как я позднее узнал, то, что он беспокоился, что если он не полетит, то этим он может сделать хуже господину Глушкову. Так что мне было четко ясно, и я еще раз это подтверждаю сейчас, что в тот день господин Березовский не был на сто процентов уверен, арестуют его или нет, поскольку любой человек, находящийся в России, может быть арестован в любой день. Так что это все вопрос вероятности. Но он думал, что существовал шанс, что он сможет слетать в Россию и вернуться.
В.: Когда вы приехали к господину Березовскому 11 ноября, вы знали, что он покинул Россию?
О.: Нет, он не убегал из России, поскольку его намерением изначально было поехать в Москву и поговорить с прокурором. И мы, я имею в виду, я, его жена Лена и мой друг, вдова нобелевского лауреата Андрея Сахарова, мы приложили много усилий, чтоб его отговорить от этой идеи.
В.: 330-й параграф, подзаголовок «ОРТ и мой отъезд из России». Господин Березовский говорит, что: «Я очень хорошо понимал, что президент Путин стал угрожать, что он нанесет удар дубиной»… «…Это значит, что я находился в прямой опасности ареста или хуже. В результате 30 октября я выехал из России и уехал во Францию».
О.: Ну что я могу сказать: это интервью Путина «Фигаро» по поводу дубины, действительно, было одним из крупных аргументов, который помог нам убедить господина Березовского не ездить в Москву 13 ноября. Господин Березовский, действительно, принимает на себя риски, бесшабашный человек.
Понедельник, 24 октября 2011 г.
Александр Гольдфарб (продолжение), Джеймс Джейкобсон, Эндрю Стивенсон (10:15)
О.: Нет, но я должен объяснить, что я поехал туда в основном с целью встретиться со своим сыном, который прилетел из Лондона, и это для меня был эмоционально значимый момент, потому что мне было запрещено за несколько недель до этого въезжать в Великобританию, потому что я привез в
