дураки да юродивые, а уж как поумнеют русские, за своё имение ухватятся, вот уж забедует, запоёт Лазаря земной шар: перегрызутся народы, яко псы, демоном натравленные друг на друга; некому будет спасать, оборонять, и мировой Молох пожрёт мир.
Колотясь лбом в степь ковыльную, в мерзлоту вечную, в таёжные мхи, малым народам, яко на икону, молиться бы на русских, кои на своём хребте, сбитом до крови, выволокли малых братьев из феодальной тьмы к мировой цивилизации.
Канет четверть века, грамотеи, властители-растлители русских умов, очарованные Западом, отвадят и народ жить по-божески, по-русски, и падёт народная власть, и на землях былой Российской империи азиатские народы, колотя в шаманские бубны, с безумными воплями станут русских, веками живущих бок о бок, унижать, оскорблять, побивать, изгонять с земель отичей и дедичей. Елизар, сострадая братьям и сёстрам, осмыслит то, о чём спорил на студенческой пирушке, о чём толковал в лекциях, и обнародует имперские мысли в сибирском альманахе «Созвездие дружбы», который создал по благословению губернской власти. Когда малая толика тиража вышла в свет, загудели, словно осиные гнёзда, ложи малых народов; взвыли украинцы, белорусы, поляки, прибалты, бесчисленные азиаты, обитающие в Иркутске: «…сам редактор… – русский националист!.. сам редактор!.. Сеет межнациональную рознь…» Губернская власть, опрометчиво доверившись остепенённому учёному, не предвидела русофильской статьи Калашникова, схватилась за голову, стала утешать и ублажать малые народы: мол, горе-редактор, с треском вылетит. Позвонил чиновник из ведомства, кое следило за межнациональными трениями, поскорбел:
– Я согласен с твоими мыслями, Елизар, но ты, брат, совершил ошибку: ты, редактор межнационального альманаха, печатаешь крамольные мысли о малых народах в передовой статье… Альманах же не простой… народов Восточной Сибири. Эх, если бы поставил статью в полемическом разделе…
Позже позвонила чиновница из ведомства, радеющая за альманах:
– Елизар Лазаревич, скоро губернская конференция по межнациональным и межконфессиональным отношениям, и мы думали вручить участникам «Созвездие дружбы». Не пропадать же тиражу… Но ваша передовая статья… – Чиновница задумалась, как помягче выразить мысль, но, ничего путнего не выдумав, сказала прямо: – Вы не против, если мы вашу статью вырежем?.. Три листа, легко удаляются…
Елизар, вообразив, сколь нервотрёпки доставил замордованной чиновнице, вяло махнул рукой:
– Делайте что угодно…
И случилось же, в журналистскую шатию-братию, освещающую сабантуй малых народов, угодила Елизарова дочь, пославшая записку по мобильному телефону: «Папа негодяи вырезали твою статью из альманаха сейчас Новаку дам в морду катит бочку на тебя…» Елизар невольно засмеялся, живо вообразив, как дочь, махоня с задорно-курносым носом, пытается заушить долговязого и горделивого Исаака Новака, почтенного сибирского учёного, чистейшего поляка, что похаживал в синагогу и костёл.
Книжные беседы притомили, и для полного счастья Арсалан – анлгоман, меломан, битломан – врубил портативный магнитофон, и ватага «битлов», от коих сходил с ума мир… безумный, безумный, безумный мир… любострастно запела:
– Арсалан, ты великий меломан, битломан, англоман, переведи нам, диким, о чём битлы стонут?.. От похоти?.. От наркотиков? – съязвил Елизар, коего миновала повальная зараза студенческой поросли – пристрастие к модным англоязычным песням. Елизар в отрочестве и юности любил лишь народные песни, любил до слёз, ликующих и опечаленных, и за народную песню, как народную душу, мог глотку перегрызть насмешнику.
Арсалан, высокомерно и снисходительно оглядев деревенского валенка, перевёл песню, похоже, зная на зубок вольное переложение на русский язык:
