М. У. Я отношусь к нему нейтрально. Но он действительно считал, что можно вернуться назад. Он представлял себе модель общества, заимствованную из прошлого. У меня таковой нет, я просто тихий консерватор, я выступаю за сохранение пригородных линий железной дороги, за маленькие станции и поезда со всеми остановками.
Ф. Б. Так ты же абсолютно левый. То, что ты говоришь, — это крайне левая позиция.
М. У. Нет, я не левый, потому что я уехал в Ирландию, чтобы не платить налоги.
Ф. Б. Так ведь полно левых, которые делают то же самое.
М. У. Согласен, но они не заявляют об этом в прессе. А я заявил. Я не хочу платить 60 процентов налога, это несправедливо. Писатели не желают делиться с государством авторскими правами и абсолютно в этом правы. Автор средней руки, вроде меня, когда к нему вдруг приходит успех, не верит в него и считает это недоразумением.
Ф. Б. И не верит, что успех повторится.
М. У. Люди купили сотни тысяч экземпляров «Элементарных частиц», это ненормально, это сейчас кончится.
Ф. Б. А они опять за свое!
М. У. Но я-то продолжаю считать, что это ненормально, что они вот-вот одумаются…
Ф. Б. Что Марк Леви[251] гораздо лучше!
М. У. Ну да, что Марк Леви лучше и они это скоро поймут. Это какое-то недоразумение. На самом деле мои книги не должны продаваться.
Ф. Б. Потому что ты не сулишь ничего хорошего.
М. У. Меня трудно читать. А значит, это ненормально, что мои книги так хорошо продаются. Вот я и не хочу делиться авторскими правами с налоговыми органами.
Ф. Б. Не мне тебя судить. Я лично не меняю гражданства из лени. Я завел ребенка, дочке восемь лет, и мне не с руки переселяться в Швейцарию или Ирландию. Чтобы красиво закончить наше интервью, я выбрал у тебя одну фразу из тех, что стали знаменитыми. Это такой трюк для завершения беседы, потому что, прости, из-за меня тебе придется поздно лечь
М. У. Чего проще? Это «Возможность острова», конец второй части.
Ф. Б. Я начал с довольно простого вопроса: это почти название! Маленькая скобочка: Карла Бруни рассказала в «Экспрессе», что по поводу ее песни ты якобы заявил, что под нее можно медленные танцы танцевать.
М. У. Ну да, под нее слоу очень хорошо пойдет.
Ф. Б. А кто музыку написал?
М. У. Кажется, она сама. По правде, не знаю.
Ф. Б. Ну что ж, в это лето потанцуем!
М. У. Кошмар какой, хотя в то же время ничего плохого…
Ф. Б. О чем ты?
М. У. Сознавать, что люди будут под твои стихи флиртовать. Странно как-то.
Ф. Б. Ты что, серьезно? Я помню, мы с тобой вместе слушали когда-то отличные слоу типа «Nights in White Satin», «Муди-блюз[252]» и ты даже слезу пустил.
М. У. Да, я их очень люблю.
Ф. Б. Ну а то, что люди поприжимаются немного, что в этом плохого?
М. У. Да нет, плохого ничего, просто для меня это связано с такими далекими вещами. Немного не по себе.
Ф. Б. Ты находишь, что твой текст не подходит для поцелуев взасос?
М. У. Да нет, подходит.
Ф. Б. Отличный текст, эротичный. А в середине есть даже немного порно: «Любовь, когда все познаешь в один миг…»
М. У. «Два тела возрождаются, то и дело сплетаясь».
Ф. Б. Чем не порно? Это как «Я люблю тебя» Джонни Холлидея. Еще одна твоя знаменитая цитата: «Цель жизни — любить». Откуда?
М. У. Ну, это уже сложнее. Это в каком-то сборнике стихов.
Ф. Б. Да. Подсказка: мы об этом уже говорили.
М. У. Я уже не помню, из какого стихотворения, но, наверно, из «Смысла борьбы».
Ф. Б. Браво! Почти горячо! Истопники в Дромоленде отдыхают!
М. У. Я не помню, из какого точно стихотворения.
