Но Истрийя и виду не подала, что ее задели слова сына.
— Пришло время, Ксерий, когда не следует заботиться о зрителях. Такие спектакли сродни дворцовым церемониям — они нужны только молодым и глупым. Действие, Ксерий. Действие — вот главное украшение всего.
— Тогда зачем вам косметика, матушка? Зачем ваши личные рабы разрисовывают вас, словно старую шлюху к пиру?
Истрийя безучастно взглянула на него.
— Какой чудовищный сын… — прошептала она.
— Такой же чудовищный, как его мать, — добавил Ксерий с жестоким смехом. — А скажите-ка… Теперь, когда ваша развратная жизнь почти завершилась, вы решили сыграть роль раскаивающейся матери?
Истрийя отвела взгляд и стала смотреть на ванну, над которой поднимался парок.
— Раскаяние неминуемо, Ксерий.
Эти слова поразили его.
— Возможно… возможно, и так, — ответил император.
В его душе шевельнулась жалость. Ведь в свое время они с матерью были так… близки. Но Истрийя могла быть близка только с теми, кем владела. Им же она давно перестала управлять.
Эта мысль тронула Ксерия. Потерять такого богоподобного сына…
— Что, матушка, вечно мы обмениваемся колкостями? Ладно, я сожалею. И хочу, чтобы вы об этом знали.
Он задумчиво посмотрел на императрицу, пожевал нижнюю губу.
— Но попробуйте только еще раз заговорить о Шайме, и вам несдобровать. Вы меня поняли?
— Поняла, Ксерий.
Их глаза встретились. Император прочел во взгляде Истрийи злобу, но проигнорировал ее. Когда имеешь дело с императрицей, уступка — любая уступка — уже триумф.
Вместо этого Ксерий принялся рассматривать девушку, ее упругие груди, высокие, словно крылья ласточки, мягкие завитки волос в паху. Почувствовав возбуждение, он поднял руку, и девушка неохотно приблизилась. Ксерий подвел ее к ближайшему ложу и растянулся на нем.
— Ты знаешь, что нужно делать? — поинтересовался он.
Девушка подняла стройную ножку и оседлала его. По щекам ее катились слезы. Дрожа, она опустилась на его член…
У Ксерия перехватило дух. Он словно погрузился в теплый персик. Да, мир порождает не только всякую мерзость вроде кишаурим, но еще и подобные сладкие плоды.
Старая императрица развернулась, собираясь уходить.
— Матушка, почему бы вам не остаться? — низким голосом окликнул ее Ксерий. — Посмотрите, как ваш сын наслаждается подарком.
Истрийя заколебалась.
— Нет, Ксерий.
— Но вы должны, матушка. Доставить удовольствие императору — дело нелегкое. Дайте ей наставления.
Последовала пауза, нарушаемая лишь всхлипами девушки.
— Конечно, сын мой, — наконец сказала Истрийя и величественно приблизилась к ложу.
Застывшая девушка вздрогнула, когда Истрийя схватила ее руку и передвинула ниже, к мошонке Ксерия.
— Мягче, дитя, — проворковала она. — Тс-с-с, не плачь…
Ксерий застонал и выгнулся под нею, и засмеялся, когда девушка пискнула от боли. Он взглянул в разрисованное лицо матери, маячившее над плечом девушки — белым, белее фарфора, — и его обожгла давняя, тайная дрожь наслаждения. Он снова почувствовал себя беспечным ребенком. Все было прекрасно. Боги воистину благосклонны…
— Скажи мне, Ксерий, — хрипло спросила мать, — а как тебе удалось раскрыть Скеаоса?
Глава 3. Асгилиох
«Утверждение „я — центр всего“ никогда не следует излагать словами. Это исходная посылка, на которой основана вся уверенность и все сомнения».
