посольство во главе с Сусаном ар-Раси, направленное в северные пределы по личному указанию халифа аль-Муктадира.
Растерянные арабы потерялись в толпе булгар, облаченных в халаты с вышивкой, брякавших наборными поясами и подвесками. Местные кричали то радостно, то гневно, и «гости города» робели, не понимая булгарского наречия.
Не разумел его и Олег, но вот настрой толпы уловил – новообращенные булгары шли бить язычников-русов. Достанется и богам – у многих в руках горели факелы и посверкивали топоры. Новообращенные успели давеча расколоть молотами грубое изваяние Зиланта, местного змия, которому поклонялись булгары, нынче записанные в язычники.
Приблизившись к границам капища, погромщики столпились и заорали, распаляя себя, – их легкие не хулу исторгали, а разжигали в себе злобу к неверным, как меха воспламеняют горнило.
Босота, прижимавшая к груди кровавые куски мяса, сбилась в кучу, не ведая куды бечь.
– Кто подмогу кликнет, – бросил Олег, – получит дирхем!
Вдохновившись, бедняки ринулись на прорыв, попрыгали с обрывца на берег, скрылись.
Клык молча перебросил в левую руку верную секиру, а правой выхватил меч. В глазах его, пронзительно-синего цвету, заплясали огонечки бешеного веселья, а рот искривился зловещей ухмылкой. Олег тоже оголил свой клинок.
Толпа, казалось, только и ждала этого. Кто-то в задних рядах завыл, закричал, старательно выговаривая чужеродную формулу:
– Аллаху акбар!
И булгары с ревом бросились на русов, потрясая топорами и дубинами, кроя воздух скрамасаксами, полуножами-полумечами.
Инегельд со звериным рыком обрушил на булгар дюжину ударов. Он рубил сверху увесистым полуторным мечом и поднимал его для следующего удара невероятно быстро. Ударив, он тотчас отскакивал, чтобы не попасть под встречный выпад.
Здоровенный косоглазый детина с дубиной наперевес напал на Олега. Окованная железом палица мечу не поддастся...
Сухов увернулся раз, увернулся другой, а потом, пока косоглазый замахивался, подрубил ему ногу, да так, что из лодыжки вылез розовый осколок кости. Булгарин взвыл и рухнул наземь, а Олег насадил на меч дружка косоглазого, с головой, неумело обмотанной тряпкой на манер чалмы.
Боевой Клык гробил врагов, не зная устали. Тяжелая секира так и мелькала, круша черепа и ребра, а меч разил с правой, разбрызгивая кровь по капищу.
– Примите подарок о, боги! – взревел князь, скалясь без натуги. – Жертвую вам этих двуногих баранов!
Небрежно перешагнув через окровавленные тела, он продолжил сеять смерть. Олег поддерживал его устремления с левого фланга.
Толпа внезапно отхлынула, но не разбежалась – булгары устроили себе роздых. Боевой Клык невозмутимо опустил секиру и проворчал:
– Зря ты щит не взял...
– Думаешь, стрелять начнут? – спросил Олег.
– А то...
– Где же наши?..
– Заучи урок: надейся только на себя!
Из орущей толпы прилетела пара стрел с широкими наконечниками, как у хазар. Однако стрелки были никудышные – Боевой Клык свою отбил рукою, а Олег перерубил «змею битвы» в полете.
И тут взревели знакомые голоса – гридни навалились на булгар с тыла, прорубая себе дорогу сквозь кровь и кости. Толпа дрогнула и стала таять – новообращенные разбегались, не спеша угодить к гуриям.
Инегельд с Олегом вытерли оружие о халаты убитых и двинулись навстречу разъяренной дружине.
– Дозволь, княже! – прорычал Малютка Свен. – Дозволь догнать и порешить! Искрошим, как морковь для похлебки!
– Это не воины, – утишил его князь, – не стоит поить наши мечи их вонючей кровью. Все живы-здоровы?
– Почти, – скривился Турберн Железнобокий. Лицо старого вояки выражало печаль – немного натужную, но гридню долго скорбеть не положено. – Грустную новость сообщаю тебе – Адулб помер!
– Помер, говоришь? – хладнокровно повторил князь.
– Кровь пустили старому Адулбу, прямо на торгу. Убийц мы поймали и повесили – это были Талут и Безмер, местные лиходеи.
– Ага... Ясно. Что ж, задержимся в булгарах, похороним купчину как следует. Адулб еще с Аскольдовым сыном хаживал, хазар бил, Миклагард брал. Послужил честно и Водану, и Велесу. Объяви всем: сегодня кладем Адулба в могилу, а девки его пущай одежду кроют и шьют. Треть добра семье возвернем, на остаток погребем Адулба. Пошли, братие...
Временную могилу выкопали глубокую, положили в нее умершего, поставили рядом с ним кувшин с вином, закуску, гусли и закрыли яму крышкой, присыпали сверху землей.
Девушки шили Адулбу богатые одеяния, работники его и рабы-трэли варили пиво, а князь Инегельд лично сыскал погребальную лодью, не старую
