Из «длинного дома» вышел князь Инегельд Боевой Клык в одних кожаных штанах. На широкой груди его светлости колечками вились седые волосы, растрепанные космы цвета соломы торчали во все стороны. Всю правую руку князя, от ногтей и до шеи, обвивали зеленые драконы, переплетаясь с ветвями, грифонами и клювастыми птицами.
Почесав под мышками, Инегельд потянулся, отчего взбугрились чудовищные мышцы спины, выдохнул с силою, крякнул в доволе и приступил к утреннему туалету.
Ухая, Клык набирал полные горсти воды из лоханки, омывая лицо, руки и волосы. Отряхнувшись и жмуря глаза, он заворчал в поисках полотенца. Сфандра была тут как тут, протягивая князю чистую холстину. Подождала, пока тот утрется, и сунула в руки гребень.
Расчесываясь, Боевой Клык прислушивался к звукам, доносившимся из дома, – двое или трое гридней прелюбодействовали с рабынями, коих купец Адун доставил на продажу. Сфандра приготовилась улизнуть.
– Погодь, – буркнул Инегельд.
Девушка преувеличенно громко вздохнула, сняла с себя клетчатую поневу и задрала длинную рубаху, оголяя крепкий задик. Прогнулась, упираясь в лавку руками, раздвинула ноги. Боевой Клык засопел, распуская ремень и стягивая штаны. Выражение его лица в этот момент было деловитым и сосредоточенным. Он шагнул, качая напряженным членом, и овладел девушкой с ходу, не тратя времени на прелюдии и церемонии. Облапил крутые белые бедра темными, мозолистыми ладонями, мощно задвигал тазом, пыхтя и покряхтывая. Сфандра стонала в такт, изредка вскрикивая, пластаясь по лавке, раскидывая по ней руки. В момент могучего крещендо Инегельд изогнулся, конвульсивно и порывисто, не сдерживая шумного дыхания, и ухватил рабыню за груди. Та закричала, не то притворяясь, не то и вправду получая удовлетворение.
Стали выбираться во двор гридни. Все споласкивали в лоханке руки, умывались и брызгались. Вытирались, расчесывали длинные волосы или заплетали косицы. Татуировки отмечали всех подряд, причем у Турберна, как у самого опытного воина, были изрисованы обе загорелые, обросшие мышцами руки, а зубастая пасть синего дракона, обвивавшего левую длань, забиралась на середину груди.
– Олег! – кликнул Сухова Боевой Клык. – Пошли, поможешь мне...
Олег с готовностью поднялся, запахиваясь в грубый воинский плащ-кису и перекидывая полу за плечо, чтобы правая рука была обнажена и свободна. Инегельд – в такой же кисе, при мече и секире, – подождал его и отправился за «длинный дом», где в загоне паслись коровы и овцы – живой припас для вечно голодной братии.
– Надобно жертву принести Велесу, – строго сказал князь. – Старый Адулб привез много товару, а тут, как я погляжу, сарацин – как мышей в амбаре, живо расторгуемся... Ты давай, корову веди, а я пару овечек прихвачу.
Олег выбрал самую старую коровенку и потащил ее за собой, накинув веревку на рога. Корова сопротивлялась, упираясь по-ослиному. Инегельд поступил проще – подхватив двух овечек под мышки, он по очереди взвалил блеющих животин на широкие плечи и потопал до святого места.
Олег повлек буренку туда же.
Капище расположилось на полдороге между якорной стоянкой и поселком при русской фактории. Это была невеликая полянка на берегу реки. С краю полянки был вкопан высокий столб в обхват с вырезанным ликом Белеса, покровителя купли-продажи. Кругом его скучились малые идолы, а позади них были врыты в землю высокие столбы.
По дороге к святому месту за Олегом, ведущим строптивую корову, увязались человек десять в потрепанной одежде, очевидно надеясь, что и им перепадет мясца.
Процессия миновала шатер, в котором маялся Радим, подхвативший лихорадку, – гридь следовала жестокому, но здравому обычаю, согласно которому больных селили отдельно. Даруют ли ему здравие боги, вылечит ли Радима Пончик, неясно, а разносчик заразы изолирован.
Череда идущих обогнула высокий, толстый клен, на котором висел почерневший Тугарин-разбойник, и вышла к капищу. Намоленное место...
Князь небрежно скинул мекающий груз, тут же подхваченный угодливыми руками, и простерся ниц перед Белесом. Выпрямился, стоя на коленях, и воздел руки в молитве:
– О господине! Я пришел издалека, со мной девушек двадцать голов, соболей и бобров – сорок вязок, меду всякого виду – тридцать колод, воску топленого – три десятка полновесных кругов, шелку почти сто штук. А этот дар я приношу тебе, о податель приплоду и богатства!
Инегельд скинул плащ и вооружился секирой. Одним ударом зарубив корову, он, походя, прикончил овец. Беднота распотрошила жертвы, разделала на части, за что князь швырнул горсть медных даников. Мелочь и мясо порасхватали босяки, а что осталось, Клык преподнес Велесу.
– Желаю, – сказал он, договариваясь с богом, – чтоб ты мне доставил купца с динарами и дирхемами, который купил бы у меня все, что я желаю продать, и не прекословил бы мне во всем, что я ему ни скажу!
Боевой Клык торжественно водрузил коровью башку на столб, пачкаясь в крови, а Олег, ежась в душе, насадил на шесты головы овец. Все, исполнен обет, кровью подписан «протокол о намерениях» с небесами. И пусть только попробуют нарушить контракт! Сухов только головой покачал. Что за идиотство...
Князь, довольный и успокоенный, обтер руки о росистую траву. Хотел было кису накинуть на плечи, но тут ему помешали.
К капищу подвалили булгары, подданные царя Балтавара, коих оный царь решил обратить в ислам. По этому случаю в Булгар прибыло целое
