разогревающейся проволокой. А это отрезвляет окончательно.
Верхний отлично понимал, насколько мне плохо. Он подошел вплотную, словно хотел показать, что не боится запачкаться. Или даже намекнуть, что я не так уж сильно виноват. Он долго и неотрывно пялился мне в глаза, пока я не начал моргать. От его непробиваемого превосходства меня еще сильнее лихорадило.
Потом он стянул маску. Улыбнулся мне. Зубы у него оказались не хуже, чем нарисованные. Наконец он сказал:
– Дайте ему воды.
Да! Воды. Он лучше меня знал, что мне нужно. Только после его слов я снова ощутил сжигавшую меня жажду.
Один из выродков принес полную миску воды, вполне возможно, дождевой. Я выхлебал ее, хотя Старшие предупреждали, что за пределами пограничной зоны все отравлено. Инфекция или изотопы – последнее, о чем мне следовало беспокоиться.
Когда я напился, Верхний заговорил тихо и вкрадчиво:
– Ты знаешь, где находится твоя сестра?
– Кто? – тупо переспросил я.
Верхний слегка приподнял голову. Характерное движение – похоже, кто-то что-то нашептывал ему в скрытый наушник. А может, он советовался с кем-то через нейрочип.
Мне хотелось заорать: «Я ничего не знаю! Отпустите меня!» Но что-то подсказывало, что истерика ничем не поможет и от допроса в любом случае не отделаться.
Верхний терпеливо объяснил:
– Варма. Твоя напарница. Девушка, с которой ты принимал украденный препарат.
Отрицать было бессмысленно – меня наверняка обыскали, – и все же я зачем-то сделал попытку:
– Мы ничего не принимали.
– Да ладно тебе. Я даже знаю, где ты его взял. Поэтому повторяю вопрос. Ты знаешь, где она находится?
– Нет. Я спал, когда она… пропала.
– Допустим. Перед сном ты принимал препарат?
– Нет.
– А она?
– Н-нет.
Верхний продолжал изменившимся голосом, тембр которого напоминал голос Мастера Церемонии во время прэйва:
– Наверное, ты думаешь, что сдашь свою напарницу, если скажешь правду. Это не так. Возможно, ты сильно поможешь ей… и себе. Лучше подумай об этом. И подумай вот еще о чем. После одной дозы ты сумел вернуться, но это было трудно, не так ли? Судя по всему, она приняла, как минимум, две.
Он слишком много от меня хотел. Я не мог связно соображать. В голове мелькали только какие-то мутные обрывки мыслей, а боль от них была, как от осколков стекла.
– Итак, она приняла двойную дозу, – уверенно сказал Верхний, – и ты не знаешь, где она теперь. Ты хотел бы это узнать?
Я кивнул. Конечно, хотел бы. Разве не для этого я сбежал из лагеря?
– Прекрасно. Я тоже. Открою тебе большой секрет.
Меня отвели в сарай почище и посветлее. Пока мы шли от одной наружной двери до другой, я увидел пять-шесть строений посреди пустыря, окруженного лесом мертвых деревьев, поодаль стояли несколько грузовиков и вертолет. По-прежнему лил дождь, и мне захотелось под землю, в уютный сумрак шахты. Захотелось так сильно, что скрутило низ живота. И не такой уж потерей казалась эта дерьмовая жизнь, если не удастся вернуться на рудник.
Комната, в которую меня втолкнули, смахивала на лагерный медпункт. Только вместо врача здесь была горбатая женщина-выродок, с передними зубами, торчавшими сквозь губы. Она не могла говорить, но двое сопровождавших меня ублюдков и так знали, что делать.
Посреди комнаты стояла зловещего вида койка, снабженная кожаными ремнями для фиксации. К такому невозможно приготовиться, хотя после слов «нам придется продолжать» я готовился. Я имею в виду пытку.
Наверное, я задергался, потому что выродки вцепились в меня сильнее. Теплая струйка потекла по внутренней стороне бедра. Мне не было стыдно, я испытывал только ужас. И, вероятно, под конец совсем обезумел, но втроем они справились. Навалились на меня, бросили на койку и затянули ремни так, что я с трудом мог шевельнуться. Разжали мне челюсти и вставили в рот резиновую воронку. Не знаю, хватило бы у меня силы воли откусить себе язык и захлебнуться кровью, но и с этим я опоздал.
Снова появился Верхний. Увидев мокрое пятно на моих штанах, он похлопал меня по плечу:
