демонстративный уход ряда членов, сказал краткое слово памяти. Писателя похоронили на холме возле Ясной Поляны, в мероприятии участвовало несколько тысяч человек, в основном молодежь.
Именно последняя более всего симпатизировала писателю – «еретику», считая его символом новой, свободной морали и прогрессивного мышления. В университетах стали собираться сходки – уже подзабытые за годы «покоя», на которых обсуждались способы откликнуться на кончину писателя. За пару лет до нее Лев Николаевич написал статью под названием «Не могу молчать», в которой резко осудил продолжающиеся в стране смертные казни. Этот факт и стал лейтмотивом выступлений. 8, 9 и 10 ноября в Санкт-Петербурге прошло сразу несколько уличных демонстраций под лозунгами «Долой смертную казнь!».
Власти оказались в затруднительном положении. С одной стороны, формальных поводов запретить народу поминать великого писателя не было. Да и «долой смертную казнь» – это вроде как не «долой самодержавие»?! С другой – уж очень это все напоминало события, которые многие предпочитали забыть как страшный сон. Впервые после 1905 года по улицам столицы шли толпы орущих молодых людей, к которым присоединились и группы рабочих. Народу было так много, что движение на Невском проспекте перекрывалось на несколько часов. У многих, кто уже позабыл дух и психологическую атмосферу революционных шествий, эти дни вызвали и ностальгию, и надежду на то, что скоро все вернется. Иные, напротив, крестились и думали: «Не дай бог опять»…
15 ноября, как и в былые времена, эстафету демонстраций подхватила Москва. Там прошли шествия с двусмысленными черными флагами. То ли траур, то ли намек какой?! – недоуменно думали прохожие.
11 января испуганное правительство опубликовало распоряжение о временном запрете каких-либо собраний в вузах и ликвидации легальных студенческих организаций. Однако студенты были не из робкого десятка. Вместо традиционных сходок с речами и обсуждениями они изобрели новый вид, своего рода блиц-сходки, когда молодые люди внезапно собирались в аудиториях и коридорах, а потом быстро расходились. Вызванная полиция же всегда прибывала уже на пустое место. В итоге студенты столичных вузов объявили забастовку на весь весенний семестр 1911 года. В Московском университете протестовавшие против нарушения автономии университетов ректор и его помощники были уволены и лишены научных званий. В ответ на это несколько десятков преподавателей демонстративно подали в отставку. В свою очередь, министр просвещения Л. А. Кассо приказал создать в университетах полицейские посты и читать лекции вне зависимости от наличия слушателей.
В итоге к началу апреля властям удалось в целом покончить с волнениями. Как и в былые годы, десятки студентов были отчислены и снова пополнили ряды революционных партий. Ситуация повторялась как замкнутый круг.
Церковь и «выходец с того света»
Тем временем по стране прокатилась новая волна скандалов и разоблачений. На сей раз, что было совершенно неожиданно, в Русской православной церкви.
Долгие годы православие было главной идеологией русского общества. Царизму были выгодны ценности, проповедовавшиеся церковью, – смирение, покорность, общинность, а церкви был выгоден царизм, не допускавший равноправия наций, вероисповеданий и всячески ограничивавший права и свободы личности. Царизм гарантировал церкви стабильное влияние на общество, что обеспечивало паству и постоянный доход, а церковь неустанно пропагандировала богоизбранность и незаменимость самодержавия. Поэтому церковь одобряла абсолютно все начинания царизма, от реформ до войн, а царизм всегда признавал церковь главным гарантом духовности и сплоченности русского общества.
Однако к началу XX века и эта сфера жизни утратила былую стабильность. Несмотря на все препоны и запреты, низкий уровень просвещения и образования, западные ценности все равно постепенно разъедали традиционную мораль. Но это было еще полбеды для царизма и церкви. Главное, что православие практически ничего не смогло противопоставить революционным идеям. При этом экстремистские настроения, когда лучшим средством решения проблем казались бомба, спички и керосин, топор, кинжал, револьвер или булыжник, захватывали не только революционную среду. Массовые расправы над односельчанами в деревнях, стремительный рост тяжких преступлений, таких как убийство, грабеж, изнасилование, – все это говорило о том, что православные заповеди все меньше двигали умами людей и ограничивали их поступки.
Ну а тот факт, что одним из организаторов революции 1905 года был представитель РПЦ – пресловутый поп Гапон, ярко свидетельствовал о том, что даже в среде самих священнослужителей не было прежнего единства и дисциплины. Фактически церковь раскололась на несколько группировок и течений, объединенных лишь формальными узами.
Конечно, проблемы и раздоры бывали в церкви и ранее, но до массового распространения газет о них мало кто знал. Теперь же каждый скандал получал широкую огласку и подрывал авторитет РПЦ. Стремительно рушился образ непогрешимости представителей Бога, соответственно в народе возникали сомнения и по поводу самого православного учения. Именно в это время, а отнюдь не при советской власти возникла мода на атеизм, сектантство и зарождались антицерковные настроения в обществе.
Жуткий скандал разразился в начале 1911 года вокруг саратовского епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора. Первый прямо с амвона обличал
