Глава 1
Я нарисовал на небе домик и одно окошко, не очень большое, а дверь не стал рисовать. Зачем рисовать дверь, если я сам находился внутри домика и лежал на кровати. Я лежал на кровати и чего-то ждал. Вдруг окошко тихонечко приоткрылось и в комнату влетела Пушинка. Она покружилась по комнате и опустилась на стул, который стоял рядом с моей кроватью.
— Ты еще спишь? — спросила Пушинка.
— Нет.
— Спишь, спишь. Как тебя зовут?
— Леша.
— Эх ты, соня Леша, — засмеялась Пушинка.
И смех ее был такой пушистый, что я даже никогда такого не слышал. Я сел на кровати, чтобы показать — нисколько я не сплю.
Может быть, я вообще никогда не сплю. Может, есть у меня вороной конь и темной ночью я скачу по темному городу. И только утром возвращаюсь в домик. Вот и сейчас я вернулся в свой нарисованный домик, лег на кровать, немножко закрыл глаза, а немножко открыл, даже теперь совсем открыл глаза.
— Ну, и где твой конь? — спросила Пушинка.
— Кони скачут и он ускакал.
— Все ты придумал, — сказала Пушинка. — А теперь быстро вставай и накорми меня завтраком. Я очень хочу есть.
Что мне оставалось делать? Нельзя же обижать гостью. Я пошел на кухню и принялся готовить завтрак. Приготовил яичницу «бедных рыцарей» и все поставил перед Пушинкой на стол.
— А где молоко? — спросила Пушинка.
— Нету. Молоко белое, как же я его нарисую?
— Достань немедленно, — потребовала Пушинка.
Мне пришлось объяснять ей, что коровы давно уже пошли пастись на луг и надо дождаться вечера, когда их пригонят домой.
— Нарисуй корову, — приказала Пушинка.
Я взял карандаш и стал рисовать. Я очень старался и когда показал Пушинке то, что у меня получилось, она презрительно сказала:
— Это не корова, а Козяка-бозяка. Пускай она тоже уходит пастись на луг и пускай подальше уходит.
Как мне ни жалко, но мне пришлось расстаться с Козякой-бозякой.
— Молоко, молоко, — требовала Пушинка. — Хочу молока.
В конце концов она вскочила и стала летать по комнате. И со всех сторон, как из динамиков, летели на меня ее требовательные слова:
— Молоко, хочу утром пить молоко!
— Пожалуйста, — вдруг услышали мы.
Из щели комнаты, где у меня не сошлись линии рисунка, вылез Мыш с чайником. Он посмотрел на нас ясными голубыми глазами и опять повторил:
— Пожалуйста, пейте молоко. Тут целый чайник.
Мыш налил в чашку молока, а Пушинка опять капризно сказала:
— Нарисуй, Леша, на чашке голубые цветочки. А то чашка белая, молоко белое, и я могу ничего не увидеть.
Пушинка позавтракала и потребовала, чтобы я нарисовал ей магнитофон, потому что она, оказывается, хочет слушать теперь музыку.
Мне это было не очень трудно, потому что магнитофон похож просто на ящик. Но самое неприятное, что Пушинка заставила меня танцевать, а голубоглазого Мыша с чайником — хлопать в такт крышкой.
Мыш с чайником все время повторял, что он торопится обратно в щель, что он очень взрослый Мыш, что у него остались в норке дети, что им пора в школу.
А Пушинка ничего и никогда не хотела слушать. Наконец, она сказала:
