чаще всего голубоглазого блондинчика — положительного комсомольца с озаренным лицом в стиле «Будь готов» и полубезумным идейным взглядом а-ля «Всегда готов», а Ширвиндт вечно был антиподом этого героя — асоциальным ненадежным типом, слащавеньким таким пошляком и циником-прохиндеем. Классический контраст двух противоположностей, сошедшихся в прочном единстве нового творческого пути конца 50-х — начала 60-х и освоивших далекое светлое будущее до начала XXI века. Один — скептик с сарказмом, другой — простак с наивными идеалами. Таковыми были наши Счастливцев и Несчастливцев, написанные позже Григорием Гориным специально под наше амплуа, такими являются Орнифль и Маштю, а также Думающий о России и Американец из «Привета от Цюрупы».
Афиша спектакля «Привет от Цюрупы» (1999)
Театр нас связал и вел. Сначала это был Ленком, потом на Малой Бронной и, наконец, Театр сатиры. Театральная линия, параллельно с которой продолжались и капустники, и просто выступления на шефских или дружеских вечерах, способствовала и нашему пониманию друг друга, и профессиональному росту как театральных эстрадников. Именно так следует нас называть, ибо наш дуэт был единственным на эстраде тех лет, вышедшим из театральной среды. Вспомнить хотя бы Шурова и Рыкунина, Миронову и Менакера, Карцева и Ильченко, Тонкова и Владимирова или Березина и Тимошенко. Все они были чистыми эстрадниками, от нас же этим не пахло. Тут была своя драматургия, особенная интонация, театральная импровизация и своеобразная харизма, хотя Эфрос как раз видел и возмущался почему-то именно эстрадностью Ширвиндта: «Многолетнее увлечение капустниками сделало мягкую определенность характера Ширвиндта насмешливо-желчной, и ему не хватало той самой муки… ему надо было как-то растормошиться, растревожить себя». Но надо отметить, что как раз капустники помогли Ширвиндту избавиться от ненужной тяжести, скованности и разбавить густоту характера роли приятным, слегка сатирическим послевкусием.
Знаменитый дуэт (Ширвиндт — Державин) выступает в качестве ведущих «Утренней почты»
Появление нашего дуэта на телевидении началось с приглашений на «Огоньки» и в «Утреннюю почту» в качестве ведущих:
— Александр Анатольевич, объясните мне, чем отличается прямой эфир от записи? Ведь говорят же все равно одно и то же.
— Михал Михалыч, не прикидывайтесь. Вот что говорят ваши друзья после вашего выступления на голубом экране?
— Как тебе не стыдно!?
— В-о-о-т. И что вы отвечаете?
— Я отвечаю, что все это потому, что самое смешное и острое у меня «вырезали».
— Вот видите. А в прямом эфире сразу видно, что «вырезать» из вас нечего.
Тогдашняя цензура не пропускала пошлость, извращения и грязь на экран, но взамен требовала достойный интеллектуальный высокохудожественный материал.
Когда мы в «Утренней почте» читали письма от телезрителей, выглядело это так:
— Александр Анатольевич?
— Ау?
— Вот телезрители спрашивают: Новый год — это мужской или женский праздник?
— Конечно, женский.
— А почему?
— Потому что в этот день женщины варят, жарят, режут, шинкуют, в общем, готовят. И это для них большой праздник.
— А мужчины что делают?
— А мужчины больше сильны в теории.
— А на практике?
— А на практике они тоже больше сильны… в теории.
Вместе с телезрителями мы включались и в спортивное движение:
— Куда это вы рванули, Михал Михалыч?
— Да вот захотелось вперед, с ветерком. Правда, правая нога болит.
— Это старость.
