как-то все же прокатился. Но брючина намоталась на цепь, цепь слетела, и Шура орал благим матом.
Александр Ширвиндт: Страшно боялся, что велосипед сломают, а я этого не переживу и умру от разрыва сердца. Трехскоростной «ЗиЧ», собранный на заводе имени Чкалова, долго оставался главным моим сокровищем.
Михаил Державин: Пока ты не разжился «Победой» и опять не прикатил к нам во двор. Единственная машина на всю округу! Дикая роскошь! Сколько лет прошло, но до сих пор ее номер помню — ЭВ 44–51…
Александр Ширвиндт: Я уже был артистом Театра имени Ленинского комсомола, начал сниматься в кино… В 1957 году сыграл в картине «Она вас любит» и купил у актера Станицына подержанное авто. В складчину с родителями. Полсуммы — мой гонорар, вторая часть — привет от папы с мамой. В салон влезали девять человек, мы даже на рыбалку ездили. Помнишь? Девять!
Да, тогда машины выглядели покрепче и поосновательнее. Что, впрочем, не мешало им ломаться. Однажды в самый неподходящий момент отвалилась спинка водительского сиденья. Управлять автомобилем, не имея упора и держась только за руль, невозможно. За мной в салоне сидел актер Театра Ермоловой Любецкий, он коленями придерживал спинку, а я пытался рулить. До сих пор не понимаю, как мы не угодили в аварию…
Еще помню случай. Как-то зимой опаздывали на концерт к труженикам села, и вдруг машина заглохла — в ней замерзла вода. Тогда ведь антифриза не было, точнее, мы о нем не слышали. И вот картина: ночь, голое поле, ветер, 25 градусов мороза, занесенная дорога и пять мужиков, рискующих околеть в этой глухомани… Спасались при помощи подручных средств: вся наша банда будущих народных артистов по очереди помочилась в радиатор, машина отогрелась и поехала за милую душу…
Михаил Державин: Да уж, были мы тогда помоложе, а моча посвежее, струя посильнее. Помню, помню это незабываемое зрелище.
Александр Ширвиндт: А ты ведь долго не решался сесть за руль, предпочитая использовать супругу в качестве водителя. Помню, как ты покровительственно обнимал ее за плечи, делая вид, будто учишь… Я с трудом заставил тебя купить первые «Жигули».
Михаил Державин: Как ни крути, а по нашим биографиям можно изучать историю страны. Скажем, для всех нормальных людей Семен Буденный — герой Гражданской войны, а для меня еще и бывший тесть. Сколько раз мы с тобой организовывали новогодние утренники на даче у Семена Михайловича! Дети заранее знали, кто будет играть Деда Мороза, и следили за нами, карауля момент переодевания. Но однажды ты решил устроить сюрприз, загримировав Нину Семеновну, мою жену. Наклеил ей красный нос, налепил бороду, вывел через черный ход на крыльцо, где уже стояла запряженная тройка. И вот кульминация: Семен Михайлович заиграл на баяне и торжественно объявил: «Встречайте Деда Мороза!» Прожектор осветил въезжающие в ворота дачи сани и… Вдруг повисла тишина. Дети в недоумении смотрели на нас с тобой: если эти дяди здесь, кто же в санях? Словом, фокус удался…
Александр Ширвиндт: Но самое интересное по обыкновению то, что остается за кадром. У этой истории был трагический финал. Когда утренник закончился и дети разошлись по домам, началась страшная пьянка. В итоге меня, едва живого, в четыре часа ночи отбуксировали домой на выделенной маршалом правительственной машине. Жена встретила классическим вопросом: «Где был?» — и услышала честный ответ, произнесенный сильно заплетающимся языком: «На елке у Буденных». Я говорил и параллельно раздевался, стремясь поскорее добраться до кровати. Снял пиджак, рубаху, штаны, опустил взгляд вниз и — о ужас! — увидел на белых семейных трусах большое красное пятно, оставленное губной помадой. Ровно по центру! Реакция супруги была предсказуема: «Это ты называешь елкой у Буденных?!» Самое ужасное, я не мог вразумительно объяснить происхождение пятна. Путем невероятного напряжения воли вспомнил, что помадой разрисовывал нос Нинке, гримируя ее под Деда Мороза. Потом сходил кое-куда, забыв смыть краску с рук…
Михаил Державин: Утром Таточка все же позвонила моей жене и аккуратно поинтересовалась, как, что и чем красил ей Шурик…
Кстати, у истории с трусами было продолжение. На гастролях в Загребе нас предупредили, что на спектакле ждут югославского лидера маршала Тито. Из-за этого в театре усилили меры безопасности, выдав артистам спецпропуска с нарисованной пчелкой. Разумеется, ты потерял бумажку. Мы с Андрюшей Мироновым прошли кордон, а тебя задержали. «Низззя!» Тогда ты расстегнул ширинку, приспустил штаны и показал строгой охраннице уголок трусов с точно такой же пчелой, как на пропуске.
Александр Ширвиндт: Случайно нужный фасон оказался!
Михаил Державин: Женщина, оценив твою находчивость, расхохоталась и впустила тебя.
Александр Ширвиндт: Гастроли — отдельная песня. Спартак Мишулин отличался тем, что всегда брал с собой работающую на сухом спирте плитку и в гостиничном номере готовил полноценный обед, а потом нас подкармливал. Помню, однажды сварил уху из консервов и заправил ее сладкой сгущенкой, чтобы побольше получилось. И что ты думаешь? Котелок выхлебали за минуту!.. А вообще, если говорить серьезно, настоящим стимулом к существованию служит дефицит. Он возбуждает желания — и творческие, и все прочие.
Еще Райкин просил: «Пусть все будет. Но чего-нибудь не хватает». Сегодня трубочный табак в любой лавке лежит, а раньше я сам делал его по особому рецепту — смешивал, добавлял для аромата дольки яблока и картошки, сушил на солнце… Когда-то для покупки «Жигулей» приходилось на протяжении месяца еженощно отмечаться на пустыре под городом Химки. Один прогул — и вылетаешь из списка. Зяма Гердт, Эльдар Рязанов, Андрюша Миронов и я создали команду для дежурств. В последнюю ночь выпала моя очередь… Посмотрел я на собравшуюся в Химках публику и, заподозрив неладное, позвонил Гердту: «Зяма, это не запись на «Жигули», а провокация КГБ. Перепись евреев! Тут же одни наши!»
Михаил Державин: Раз уж затронули тему… Однажды меня вызвал главный режиссер Театра сатиры Валентин Плучек: «Хочу рекомендовать вас,
