Вечер 14 февраля 54 на Килиманджаро
Кавалерр
15. ТУЧИ НАД РАЕМ
— Кто такой Кавалерр? — спросил я у Крени за ужином.
Над длинным, заставленным серебром и фарфором столом вздымался шум тихих разговоров, быстрых перешептываний, кратких взрывов смеха; кроме игроков здесь сидели всего четыре муляжа, и я мог быть уверен, что никто из них моего вопроса не услышит.
— Кавалерр? — удивился Крени. — Это киллер, работающий на Ерлтваховицича. Где ты о нем услышал? Или вспомнил его?
— Сомневаюсь, чтобы я когда-либо и что-либо вспомню, — покачал я головой, поднимая рюмку. — Амнезия полнейшая.
Крени надул губы.
— Да не будь ты таким пессимистом, никто не знает…
— Я уже попросту привык к этой ситуации. — Мои собственные слова заставляли меня задуматься. — Говоря по правде, я даже не был бы доволен возвращением памяти. Сейчас я предпочитаю быть тем, кем явлюсь сейчас, хотя, собственно, сейчас я никто; но боюсь открыть слишком много.
Крени как-то странно поглядел на меня.
Сам Крени обладал фигурой светловолосого, девятнадцатилетнего юноши, истинного южноамериканского Аполлона; его стартовое место находилось как раз в этой Луизиане. На самом же деле он был преподавателем истории, лет шестидесяти с лишним, после двух сердечных приступов и трех разорванных супружеских контрактов низкой степени. Входя в Иррехааре, он выбрал, из всех доступных, комплект коэффициентов, дающих наибольшую удачу, в результате чего, почти все остальные его коэффициенты были равны нулю. Он был единственным из известных Сантане игроков (если не считать Самурая), который после аварии Аллаха не умирал еще ни разу.
— А зеркальный вирус? — заговорил я с ним снова, уже после десерта.
— Слушай… — начал тот, потихоньку морща брови — этот его жест больше подходил профессору, чем подростку.
Тогда я показал ему записку, и он умолк.
— В подвале, возле Врат, пару часов тому назад, — объяснил я.
Крени щелкнул пальцами, подзывая лакея, шепотом передал ему какое-то указание; негр подошел к Сантане, склонился над ним и что-то начал объяснять — Черный, казалось, был чем-то недоволен, со своим кислым выражением на лице поглядывая в сторону Крени. В конце концов, он кивнул, извинился, поднялся с места. Крени тоже встал из за стола. За ними встал и я.
Мы перешли в библиотеку. Сантана закурил сигару — плантатор, куда ни глянь.
За открытыми окнами в прохладном вечернем воздухе неслась громкая музыка цикад. Вдали ржа конь, кто-то кого-то звал.
— Что случилось, Крени? Что, обязательно посреди ужина…
— Время, — буркнул тот и подал Черному записку.
Сантана прочитал сообщение, вопросительно глянул на меня — я кивнул.
— Как давно ты не заглядывал в подвал? — спросил у него Крени.
— Черт, да уже пару дней, а то и больше.
— Счастье еще, что спустился Адриан. Нужно будет смотаться на Килиманджаро и проверить дату.
— У меня имеется календарь этой последовательности на сорок скачков, так что сейчас тебе скажу. — Сантана отложил сигару, отыскал на библиотечной полке небольшую, в твердой оправе книжку, приютившуюся между астролябией и клепсидрой, и пролистал ее. — Семнадцатое февраля было там вчера утром, сейчас же там должно быть… — он глянул на часы, — …двадцать седьмое.
Крени развалился в кресле.
— Зеркальные ведь идут медленно, — бросил он.
— Не так уж и медленно, как этот мир. Нужно собираться.
— А может было бы достаточно дать знак Назгулу? В конце концов, ведь дойдет и до него.
— Назгул будет выжидать. Впрочем, в Астро уровень магии приближается к нулю, так что на них он может вообще и не пойти. А даже если и… — Черный отложил книжку. — Назгул станет выжидать, чтобы нам, случаем, не сделать услуги.
— Я стану перебивать вас, пока мне не объяснят, что, собственно, происходит, — рявкнул я: привычка игнорировать меня уже вошла им в кровь.
