морозилки. Ну что, согрелась?
— Потихоньку, — пожала плечами Эвелин и прибавила, — а Хелия молодец, хорошо готовит. Почти как мама….
Эви вздохнула и начала вертеть головой по сторонам.
— Сто лет тут уже не живу… знаешь, всё-таки дом детства и всё такое… оружие, я смотрю, почищено — это уж точно ты, да? А на каминной полке когда-то такой декоративный чайничек стоял хороший… разбился потом. А вон того кресла я боялась, не знаю уж, почему. Всё думала — вот сяду туда, засну, и не услышу, как черный человек за мной придёт… Страшилка такая. Сама выдумала, да… а вон под тем светильником как-то завелись жучки, целое гнездо! Кусали стены, дом очень злился. Да и людям неприятно. Приходилось снимать тапки и… убивать… знаешь, у них такие панцири хрупкие… хрустят громко… и ярко-желтый сок вместо крови… а по ночам они поют. Трели такие, высокие-высокие, красивые… а на самом деле жуки и вредители… кусаются. Больно кусаются. Поэтому тапком. Хрусть-хрусть…
Она замолчала и сделала ещё глоток.
Потом поставила бутылку на стол, натянула на голову плед, и разревелась.
Я посмотрела на трясущиеся серо-зелёные квадраты. Да нет, понятно. Лечила-лечила, спасала-спасала, а потом четыре метких выстрела… и всё. Финиш. Встала на одну доску с теми, кого до этого презирала. Потому что те, в кого верила, ничем не лучше: цели-то декларируют высокие, да только средства ровно те же. Теперь непонятно, как дальше. И стыдно, обидно, страшно…
Вот такая она, жизнь. Ничего не поделаешь.
Немного подумав, я тоже глотнула настойки, и тоже села на диван. Со всякими утешительными словами это не ко мне. Да и что тут сказать? Сама тихо схожу с ума. Всё так перемешалось за последнее время. Что сейчас с замком? С Халнером? Даже минимум информации не дали, монторпы болотные, когда из лагеря выставили. Типа всё нормально, да?
Эвелин начала успокаиваться, только когда промочила слезами весь плед. Всхлипы стали тише, потом прекратились совсем. Села прямо. Вперилась в камин.
— Надо бы дров подбросить. Холодно, — прогнусавила она.
— Пожалуй, — согласилась я, вставая, — да ты пересядь поближе, теплее будет. Вон, руки побледнели совсем.
— Вообще-то, у меня всегда так, — пожала плечами Эвелин, дотрагиваясь до своей шеи, — кровообращение такое… Кстати, я ж тебя так и не поздравила. Поздравляю.
— Эээ… с чем это?
— Ну как… ты же теперь официально моя мачеха!
— Официальной записи нигде нет. И в ближайшее время не будет, — отрезала я, и подошла к камину, подкинуть дров.
Затем обернулась:
— Ещё пирожков погреть? Чай?
— Давай. А почему не будет? Клеймо Хозяйки уже стоит. Моей маме, кстати, он не ставил, они только венчались…
— Ну а тут наоборот. Ладно, тебе пирожки с мясом или ягодами?
— Как угодно.
Эвелин переставила кресло поближе к камину, и уютно устроилась под кучерявым пледом, — хотя, можно и без них. Давай просто посидим, на огонь посмотрим.
— Огонь это хорошо, только чая всё равно уже нет. Ничего, я мигом.
— Ну давай…
В тусклом рыжем свете, надписи и рисунки на горшках и банках сливались, так что вместо успокоительной травы я поначалу заварила средство для промывания желудка. Запах соответствовал. Ругаясь, вылила пойло, и принялась заваривать нормальный чай.
Когда пирожки согрелись, а крутопузый чайник и две чашки заняли своё место на подносе, по дому прошла дрожь. В голове раздался леденящий душу нечеловеческий крик. Такое я слышала лишь однажды — когда этой зимой по чудовищной случайности придушила наследника графа Вайнер.
Нормального оружия на кухне нет. Нарны тоже нет — Халнер постарался. Схватив пару кухонных ножей, метнулась к гостиной. Через толстую мембрану двери отсвечивает камин, пляшут тени. Приоткрыла щель. Света мало, ничего не разобрать. Ладно. По ножу в руке. Толчком ноги распахиваю дверь и….
Эвелин!
Я в два прыжка подскочила к камину. Между ним и креслом скукожилась на боку Эви. Плед под ней быстро намокал темным. В нос ударил характерный острый запах.
Присесть на корточки, осмотреть. Один коротенький дротик торчит в плече, два — в боку, один — на внешней стороне бедра. Быстро прощупала пульс. Зашкаливает. Стреляли в спящую?! Да кто же…
— Ну привет, мразь.
