Арканы Мерран. Сбитый ритм (СИ)

чешуйчатой кольчуги. Или это просто металлическая чешуя?…

Всадники тоже выглядели странно. Он походили одновременно на священников и солдат. Поверх армейской формы Мерран, накинуты короткие черные котты с изображением меча на фоне солнечного диска. На плечах, поверх поднятых капюшонов, епитрахили, заправленные под широкие ремни с длинными кинжалами, у седел — скорострелы и ещё какое-то незнакомое оружие. Вот это да! Вот это я понимаю — патруль!

— Ой, Инквизиция… — воскликнула Лилиан и замолчала, вцепившись мне в рукав.

Ну хоть что-то способно заткнуть этот радужный фонтан!

— Ааа, полетели, опора и защита наша! Чтоб им пусто было, — раздался голос Отто.

— Тссс! — испуганно прошипела Лилиан, — Отточко, пойдём гулять?

— Конечно, Лили. И ничего не бойся, когда я рядом!

— Сам не нарывайся, и бояться не надо будет, — пробурчала я.

Молодые люди растворились в толпе. Я с одобрением посмотрела в ту сторону, куда улетели инквизиторы. Ну хоть где-то умеют остужать дурные головы просто видом власти, а не только топором по шеям!

* * *

Места в Озерном не хватало даже обитателям. Под главное шапито выделили отдельную площадь-уступ, а вот жить пришлось внутри скалы. То-есть, в пещерах, где пространство поделили на отсеки тентами. Боги! Пребывание под каменными сводами (гора рухнет и раздавит! раздавит и рухнет!) — пытка, а уж эти клетушки и вовсе выводили из себя. Пришлось подналечь на лазаретный запас успокоительных настоек и вообще часто ночевать там же, в самом близком к выходу «помещении».

Впрочем, в пещерах красиво. Стены и потолок посверкивали тонкими жилами какого-то мягкого минерала, а из особо тёмных мест свешивались зизконы — склизские твари с глазами на длинных ножках. Эти существа умели менять цвет по собственному желанию, маскируясь под любую вещь — от куска стены до полоски ткани. Ещё они любили свисать на хвосте, прислушиваясь к дыханию спящих внизу людей. Так вот просыпаешься ночью, а на тебя чьи-то круглые глаза сверху смотрят. Очень впечатляет.

Представления проходили хорошо — я уже попривыкла к публике, да и люди здесь оказались сдержаннее, чем на равнине, и никогда не набиралось на полный зал. Но среди скал изменять реальность оказалось труднее. Образы вырывались из-под контроля, словно обретая собственный разум, и цветной калейдоскоп иллюзий вытягивал силы пуще прежнего.

Впрочем, сложности испытывала только я. Почти все уставали сильнее, и труппа в буквальном смысле считала часы до праздничного перерыва. Скоро наступало Полносолнцее, а по традиции в эти дни запрещалась абсолютно любая деятельность, даже торговля. Полагалось лишь поститься и восславлять Великого Апри. В преддверии шестнадцати дней полного безделья, только Дарн носился как заведённый, подстёгивая всех и напоминая о «важности нашей миссии в столь тяжёлые для Империи времена». Но, когда до Полносолнция осталось всего ничего, артисты начали дружно халтурить и уговаривать Дарна закончить полусезон на пару дней раньше. Немного поломавшись, директор почти согласился — народу уже приходило не слишком много, билеты заранее никто не брал.

И тут случилось неожиданное.

На великий праздник, в Озёрный приехал с паломничеством лорд-наместник соседнего округа. Да ещё с семьёй до каких-то страшных колен. И вот вся эта толпа народу, плюс пять или шесть юных недомерков, внезапно захотела сходить в театр, посмотреть на «знаменитое представление с живым монторпом». Обязательно. Вот прям завтра. Ну хорошо, послезавтра.

Если бы эти люди заглянули за кулисы, то увидели бы монторпа в человеческом обличье. Два дня Дарн метался раненым зверем, раздавал тычки, напоминал правила этикета, и даже подогнал пару номеров под вкусы скорых гостей. Одна радость: это последнее представление перед праздниками.

И вот столь важный (по мнению директора) день настал. Зазвучали фанфары, артисты побежали на сцену в своих лучших костюмах — театральным Ткачам пришлось изрядно постараться, восстанавливая все блёстки и камешки, рассыпанные за полусезон. Вопреки обыкновению, я отиралась за кулисами, подглядывая за представлением. На душе гадостно, в голове — шумно. Казалось, эта чехарда закончится чем-то крайне нехорошим. Но ребята блестяще отрабатывали номер за номером — жонглёры, акробаты, клоуны, дрессировщики (особенно блистала «моя» моружа) и с чувством выполненного долга убегали прочь. Те, кто не задействован в других номерах, уже начали накрывать на стол. Но даже перспектива застолья не могла развеять странное предч… ой!

— Чего бродишь? Снова нервы? — прошептал Халнер в ухо.

— Тфу на тебя! Напугал! Нет, какие нервы… просто неспокойно что-то… Ладно, — я ответила на поцелуй и вывернулась из объятий, — ну всё, всё. Вон уже животных повели. Пора идти, пожалуй.

— Да, пора. Только… Хм. Знаешь, я сегодня, пожалуй, с тобой посижу. Что-то ты устало выглядишь.

— Угу. Твоими стараниями, — съязвила я, поднимаясь по приставной лесенке на площадку, с которой обычно делала иллюзию монторпа, — нет, вот сюда сядь лучше, там обзору мешаешь, а мне и так сосредоточиться трудно…

— Кто мешает? Я мешаю? — удивился Халнер, — да я вообще так, мимо проходил. Кстати, вот тебе два камня на замену, в краевых уже трещина