— Что такое, свет Кетания? Вам плохо? — осведомился Марш, слегка прикасаясь к моему локтю.
— Плохо? Мне хорошо! Мне просто зашибенно здорово! Орры поют и пляшут от счастья, что их больше никто не будет трогать!
— О. Боюсь, их радость преждевременна. Мы с Анкереом вместе учились, а потом долго работали бок о бок. Так что, как я уже сказал, без помощи вы не станетесь. А теперь последнее усилие, будьте столь любезны, пожалуйста?
Подавив желание сбросить Марша в чашу, я снова взялась за иллюзию. Слава богам, жрецы уже шли к лестнице. Толпа двинулась за ними, кадарги исчезли среди скал. Проследив за ними, я увидела крохотную лодочку во внутреннем «заливе», видимо, они вместе с пленником приплыли на ней.
Когда мы с Маршем вывалились на «пирс», толпа уже начала разбредаться. Холодный ветер, дувший на закате, превратился в теплый и ласковый бриз. Факелы горели ровно, разгоняя темноту уютными отблесками теплого света. Пахло морем, и почему-то свежим хлебом. Люди сбились в кучки. Кто-то делился впечатлениями, кто-то подъедал остатки празднества, кто-то пошёл купаться.
— Свет Кетания, ваш остаток, будьте добры.
Не глядя, я взяла протянутый кошель. Хм. Легковато.
— Что-то требуется ещё? Может, лучше расплатитесь, когда всё доделаю?
— Нет-нет, свет Кетания, работа сделана. А это… небольшой вычет за эмоциональность.
Эмоциональность, да. Теперь это так называется.
— Вы казнили невиновного, — устало сказала я, пряча кошель за пазуху: открывать подпространство не было сил.
— А так ли это важно, свет Кетания? Главное, мы едины.
Не найдясь с ответом, я пошла прочь.
Аркан IV. Хозяин
Глава 18. Солнечный круг, небо вокруг
То ли ветер дул слишком холодный, то ли я стала слишком впечатлительной, но всю дорогу до лагеря меня трясло. Добравшись, наконец, до знакомого лабиринта, я направилась прямиком к Халнеру. Больше всего на свете хотелось забраться к нему под одеяло, на руки, за пазуху, под мышку, куда угодно, лишь бы провалиться в удушливое забытьё и чувство беспомощной безопасности, с которым я всегда так рьяно боролась, и о котором так мечтала сейчас.
Ночи уже стояли холодные, вход завешивали двумя пологами. Скользнув под первый, я почувствовала упругое сопротивление сферы Молчальника, а раздвинув второй, застыла, как вкопанная. Посреди комнаты, на широких подушках сидели Халнер и Лилиан. Девушка увлечённо рыдала, а вот мой… кхм, а Халнер аккуратно гладил её по голове.
— Добрый вечер, — громко сказала я, — не помешаю?
Лилиан дёрнулась. Обернулась, снова вздрогнула. Секунду протупив, она вскочила и закричала:
— Ты! Ах ты! Явилась, да? А он где? Где мой Отто, где? Куда ты его дела, сучка?! Где мой Отточко?! Сволочь! Ненавижу! Ненавижу всех!!
И, с удивительной силой оттолкнув меня с дороги, выбежала из шатра.
— Аа, ээ, ээт-то ч-чё? — только и сказала я, переводя взгляд на Халнера.
— Отто почти двое суток не было в лагере. Весь выходной, считай. Как и тебя, кстати. Где шялалась?
Он уже поднялся, и теперь стоял, зацепив руки за пояс, и агрессивно наклонив голову. Я хотела отшутиться, но вдруг заметила, что рубашка у него на груди помята, а из складок посверкивает медальон Апри. Медальоны эти в Мерран носили под одеждой, носили везде и всегда, но Халнер обычно снимал, перед тем как мы…
— Где хотелось, там и шлялась! Тебе-то что? Всё равно, я вижу, не скучал!
Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, а потом прошипел сквозь зубы:
— Села и рассказала.
— Чего-оо?!
— Я сказал, села, и всё рассказала!
— Ты охренел так со мной разгова-айй!
Халнер схватил меня за локоть и буквально швырнул на подушки, где только что сидела Лилиан.
— Разговариваю! В городской Инквизиции ещё не так будут разговаривать! Память топорами переколошматят, и кровянкам сбагрят на опыты, как сильно ценную! — рявкнул он так, что я даже вздрогнула.
И добавил, уже тише:
