ИМПУЛЬСИВНОСТЬ И ПРЕСТУПНОСТЬ
В главе IV мы говорили, что эмоции могут сглаживать тенденцию к импульсивности, связанную с действием закона соответствия. Почти каждый автор, писавший по теме преступного поведения, отмечал импульсивность как характерную черту правонарушителей, психопатов или непсихопатов[133]. Связь импульсивности и преступного поведения находила подтверждение во многих количественных исследованиях[134]. Одно исследование учеников 7-го класса даже показало, что тесты на импульсивность при выполнении простых психомоторных задач предсказывают вероятность преступного поведения в будущем[135].
В главе IV мы также видели, что некоторые эмоции могут помочь побороть импульсивность, переводя будущие затраты и выгоды в настоящий момент. С этой точки зрения, широко распространенная и хроническая импульсивность уголовных преступников может толковаться как доказательство, что в основе морального поведения лежат эмоциональные компетенции. Это утверждение, если оно истинно, оказывается независимым аргументом в пользу интерпретации причин, по которым люди так часто отказываются следовать своему эгоистическому интересу, в рамках модели обязательства.
На данный момент люди — самые гибкие существа на планете. Сила опыта и подкрепления у нас больше, чем у любого другого вида. И все ж таки мы не должны соблазняться иллюзией, будто обусловленность нашего поведения не имеет границ. Наша гибкость частично ограничена хотя бы тем, как мы устроены. Один из способов сэкономить дефицитные нейрологические мощности — заменить гибкость простыми правилами эвристики, как в случае крыс, отказывающихся усматривать причинные связи между ударом тока и новым вкусом. Отныне нет сомнений, что поведение человека испытывает на себе влияние этих факторов. «Нравственное чувство», о котором говорили философы XVIII и XIX веков, очевидно, не просто метафора.
Но эволюционные ограничения, связанные с устройством человека, — не единственная вероятная причина ограниченной гибкости. Потому что даже если бы дополнительные нейрологические мощности предоставлялись безвозмездно, это не всегда было бы для нас полезно. Мы, в частности, видели, что идеальная гибкость часто лишает возможности решить проблему обязательства. В случае конкретных форм морального поведения, обсуждающихся Каганом, могут быть существенные преимущества в том, что у человека руки связаны эмоциональной предрасположенностью. А это может помочь объяснить, почему, как он выражается, «суперэго поддерживается чувствами, а не логикой»[136].
IX. ЧЕСТНОСТЬ
Высокая самооценка профессиональных экономистов в немалой степени происходит от их убежденности, что они самые отрезвленные из представителей социальных наук. В их объяснениях человеческого поведения есть место только эгоистическим мотивам. Выдающийся случай — Ричард А. Познер, прежде работавший в Правовой школе Чикагского университета, ныне судья апелляционного суда седьмого округа США. Познер вполне заслуживает репутации первопроходца в области правовой экономики — новой области, в которой экономический анализ помогает прояснить важные юридические понятия. Ссылка на его книгу «Экономический анализ права» стала обязательной.
В мире Познера безгранично царят материальные прибыли и затраты. Конечно, для людей очень важны материальные выигрыши, и его подход дал настоящие прозрения в том, что касается поведения. Вдохновившись успехом теории затрат и прибылей, последователи Познера стали все более скептически относиться к нематериальным мотивам. С особенным подозрением они смотрят на те из них, которые противоречат погоне за материальной выгодой. Познер, например, с плохо скрываемым презрением говорит о замшелых юридических понятиях, таких как «честность» и «справедливость», — он называет их «понятиями, лишенными содержания»[137].
Познерианцы — действительно трезвые люди, но не в том смысле, в каком они сами о себе говорят. Они считают, что без сантиментов относятся к таким вопросам, как честность, однако на самом деле они упорствуют и отказываются признать убедительные свидетельства, что честность — мощнейший источник человеческой мотивации.
Рационалисты жалуются, что честность — понятие безнадежно размытое. Но, как мы увидим, есть вполне простое определение, хорошо передающее суть того, что люди под ней подразумевают. Что еще важнее, мы увидим, как представления о честности часто мотивируют затратные действия. Традиционная модель эгоистического интереса, игнорирующая эти концепции, увы, снова дает неточные предсказания по поводу того, как же все-таки поведут себя люди.
