всевидящее око.
— Димон, ты чего? — спросил его приятель, с подозрением глядя на него.
Но Димон-А будто не слышал его. Он плыл на своей волне.
— О, как я счастлив. Мне ни от кого ничего не нужно. А сам я могу дать всё. Мне кажется, я — бог.
— Это в тебе сейчас кто говорит, — усмехнулся О`Димон, — ты или твоя нежить?
— Это говорю тебе Я.
— А кто ты? — с улыбкой поинтересовался у него О`Димон.
— Я тот, кто Я есть, — величаво ответил ему Димон-А.
— Три-три, — подытожил О`Димон.
Димон-А сделал вид, что не понял его.
— Гордыня и тщеславие — это твой третий грех, — пояснил приятель.
— Это не грех, — покачал головой Димон-А, — это добродетель. Я есть бог. Бог есть любовь. А любовь — это добродетель.
Распираемый любовью, он встал с трона и обнял приятеля.
— О`Димон. Если бы ты знал, как я тебя люблю.
— Ты чё, сдурел? — оттолкнул О`Димон его от себя.
— Блин, как меня прёт! — замотал головой Димон-А. — Просто рвёт нафиг! Во мне столько сейчас любви! Мне её просто некуда девать.
— Да пошёл ты! — ожесточился О`Димон, отступая прочь.
Димон-А вознёс ладони кверху.
— Пойми, это совсем не то, о чём ты подумал. Это
Неожиданно он осёкся, заметив, что одна из белоснежных колонн дворца обезображена чёрным граффити в виде уже знакомой ему смешной рожицы с двумя крестами вместо глаз и с высунутым языком, а на другой намалёвана перевёрнутая пятиконечная звезда, в которую вписаны два рога, два уха и борода козла.
Более того, вслед за этим колонны испарились, величественный трон превратился в бревно, а сам он ощутил внутри себя ничем не передаваемую потерю единения с Всевышним.
Пока происходила эта сцена, Даниэла успела осчастливить треть толпы. Часть людей на своё усмотрение Лиахим посчитал недостойными для дегустации напитка, отказав им в возможности присоединиться к избранным. Избранные же, благодаря амрите, каждый по-своему приобщались к тому, кто их сотворил.
Одни ощущали единение с ним, очищая душу свою посредством катарсиса, другие при общении с господом впадали в нирвану, отрешаясь на минутку от жизни и от присущих ей страданий, третьи же, напротив, обретали сатори, обнаружив, что жизнь прекрасна, а весь мир добр к ним и полон любви.
Среди прочих благосклонности херувима был удостоена почти вся экскурсионная группа, за исключением Владиславы и босоногого гида, который, впрочем, не очень расстроился. Видимо, у него были какие-то свои соображения на этот счёт. В отличие от него Лада, получив отказ, обозлилась и насупилась.
Вот, гад! — ругнулась она в сторону херувима. — Ну, почему, я недостойна? Чем я ему не понравилась. Ну, что он во мне такого нашёл?
— Не переживай, — ободрил её гид, — у тебя ещё всё впереди.
Одна из экскурсанток, женщина в очках, приняв шесть капель, вдруг получила озарение, в результате чего заговорила бессвязными фразами, в которых многие присутствующие обнаружили скрытый философский смысл:
"Лысые горы не являются горами! Не все люди являются людьми! Боги не являются богами! Бытие проявляется в небытии."
22. Искушение о. Егория
— Оригинально, не правда ли? — заметил вышедший из-за спины дьякона и ставший по правую руку от него седоволосый старик с довольно длинной сивой бородой.
Одетый в чёрные холщовые штаны и в просторную белую рубаху навыпуск, подпоясанную золотистым кушаком, он чем-то напоминал одного из тех святых старцев, которых обычно малюют на иконах.
Отец Егорий неопределённо пожал плечами, не желая делиться своими соображениями на этот счёт с неизвестным ему лицом.
— Не желаете ли присоединиться? — предложил ему, кивнув на толпу, ещё один странный тип, вышедший из-за его спины и ставший слева. Одетый в чёрные штаны и в красную рубашку, он был совершенно лыс.
