26. Майя и Морок
Бесы, подселённые в людей, визжали и выли от боли на все лады. Их жуткие, душераздирающие вопли был слышны даже в траверзе — в глубоком узком рве, соединяющим Ведьмин яр с широким окружным рвом и прорытом перпендикулярно крепостному валу специально для отхода защитников форта вглубь территории. Услышав человеческую речь в нечеловеческом, зверином вое, Майя и Жива, шедшие по траверзу, внезапно остановились и замерли.
— Что это? — испуганно спросила Майя, оглядываясь по сторонам.
— Не знаю, — ответила Жива.
— Кто это так кричит?
— Говорю тебе, не знаю.
— Какой ужас! — встревожилась Майя.
— Я такого ни разу ещё не слышала, — серьёзно ответила Жива. — Как будто бесы в кого-то вселились! — предположила Майя.
— А экзорцист их изгоняет, — добавила Жива.
Странно, но визг и вопли тут же прекратились, словно бесы, почуяв, что их раскрыли, решили больше себя звериным воем не выдавать.
Неожиданно перед ними возникла преграда. Глубокий ров, по которому они шли, был засыпан впереди грунтом. Поднявшись наверх, они обнаружили, что это был своего рода мостик через ров. По насыпи пролегала грунтовая дорога — главная внутренняя дорога крепости, Бастионный шлях, зажатый в этом месте с двух сторон защитными валами и чем-то напоминавший собой длинный узкий коридор с высокими пятиметровыми стенами.
— Это место называется Перекрёстная лощина, — пояснила Жива.
— Что-то мне здесь не очень хорошо, — поморщила Майя носик.
Она почувствовала мгновенную слабость в ногах и резкую головную боль, словно голову её зажали в тиски. Ей почудилось, будто со дна траверза, который продолжался дальше за насыпью, поднималась какая-то негативная чёрная энергия, которая отбивала всякую охоту спускаться вниз.
— В этом месте всегда так, — подтвердила Жива.
У неё также появилось неприятное чувство "стискивающего шлема", словно кто-то костяными пальцами немилосердно сдавливал ей виски.
— Однажды я даже упала здесь в обморок, — призналась она.
— В обморок? — испуганно переспросила Майя.
— Ну да, потеряла сознание. Хочешь, покажу, где?
Майя кивнула головой и поплелась следом за Живой, спускавшейся в траверз по другую сторону от насыпи. Пройдя с десяток метров по дну лощины, они оказались у куста можжевельника, росшего на краю обрыва. Глубоко внизу располагалось ложе окружного рва, которое, возможно, когда-то было заполнено водой, а сейчас всё полностью заросло деревьями и кустарниками.
— Вот здесь у меня вдруг подкосились ноги, а дальше я ничего не помню, — показала Жива на место возле можжевельника. — Когда же я пришла в себя, то обнаружила, что лежу на земле. И вижу над собою Морока.
— Морока? — широко раскрыла глаза Майя. — Какого ещё Морока?
— Духа Лысой горы, — ответила Жива.
— А у Лысой горы есть дух?
— Конечно. Гора ведь, она живая, и у неё есть свой дух. Морок — это то, что выходит из земли. Иначе говоря, Мрак. Он-то и следит за всеми, кто заходит на гору. Но показывается он немногим.
— Жива, не морочь мне голову. Ты уже задолбала меня своими страшилками.
— Не хочешь, не слушай. Но я реально тогда увидела над собой его лицо. А потом… чувствую… будто в меня входит что-то из земли… какая-то сила. Именно тогда я и получила от Морока свой дар — криком создавать ветер.
В то время, как Жива всё это рассказывала, Майя краем глаза заметила за её спиной в сплетении ветвей, листьев и веточек сквозное очертание лица человека, — такое красивое и совершенное, словно это было лицо ангела. Ясно были видны глубокие пустые глаза, стиснутые губы, округлые щёки и длинные кудри, искрящиеся на солнце. Ниже же его прозрачная фигура, словно сотканная из сияющего света, чем-то напоминала нагую пятиметровую статую Давида работы Микеланджело. — Жива, — испуганно прошептала она.
— Что? — обычным голосом спросила Жива.
— А как он выглядит?
— Ну, у него, — принялась объяснять Жива, — такое сквозное лицо… как у ангела…
— Такое же, как… за твоей спиной? — тихим шёпотом спросила Майя.
Жива повернулась и вновь, как и в прошлый раз, увидела то самое лучезарное лицо. Только теперь его прозрачная нагая фигура стояла на месте.